— Вы один из немногих скрипачей, исполняющих музыку Мечислава Вайнберга. В России его совсем редко играют, в отличие от Польши, например, или Германии. Как у вас складывались отношения с музыкой этого композитора?

— Я грешен тем, что поздно открыл для себя Вайнберга. Думаю, я не единственный грешник. Но не надо забывать, что его играли великие музыканты России: Гилельс, Квартет Бородина, Ростропович. Хотя и очень дозированно. Существует недоразумение: многие называют Вайнберга «Шостаковичем второго сорта», учеником Шостаковича. Он и сам, наверное, считал себя учеником Шостаковича, но на самом деле в этом проявлялась его скромность. Думаю, два этих композитора были не только близкими друзьями, но и коллегами по духу. Поэтому, конечно же, прослеживается влияние одного на другого, и наоборот, о чем не всегда упоминают. Можно легко найти Вайнберга в Шостаковиче.

Для меня сочинения Вайнберга иногда открываются с трудом, при всем моем увлечении его музыкой уже в то время, когда я мог быть с ним знаком. Я помню его в классе Давида Федоровича Ойстраха, когда он на рояле играл перед премьерой Скрипичную сонату, я его помню! Но я никогда не соприкасался с его музыкой, и это моя большая ошибка. Думаю, многим музыкантам следует открыть эти страницы. Но это не дается просто. По разным причинам. Вроде он нотами пишет, вроде это не заумное, а доступное написание, и тем не менее. Неслучайно десятилетие тому назад эта фактура, этот метод, эта идиома казались слишком знакомыми, чтобы в них погружаться. Это было близко не только к Шостаковичу, а и к тому, что мы называли «советской музыкой». Но этот человек – еврей и поляк – жил в этой стране, разговаривал на этом языке. Он не был авангардистом, к которым я стремился, будучи молодым человеком. Авангардисты «щекотали» меня гораздо больше. Но сейчас я вижу, что счастье не в авангардизме, не в том, чтобы всех обойти и вывернуться так, чтобы по-другому написать.

Я помню, как однажды принес в класс Давиду Федоровичу одну сонату, где нужно было и по роялю постучать, и что-то «побренчать». Я ему сыграл, и он сказал: «Если музыка будет развиваться в этом направлении, я рад, что этого не услышу». У Вайнберга нет экстравагантности. Но даже его Скрипичный концерт не сразу мне дался. Буквально год назад я его выучил и сейчас играю, но там остается своя тайна. Говорить об этом не буду, пусть каждый воспринимает по-своему. Я исполню этот концерт осенью в Москве с Владимиром Юровским.

— Вы сказали, что музыка Вайнберга вам нелегко дается, – слушателям тоже нужно уметь расшифровывать музыкальный текст?

— Текст содержит, если его раскрывать, гораздо больше, чем на первый взгляд видится. Дирижер может ловко махать партитуру, владеть всеми данными, поражать знанием, памятью, быстротой освоения, количеством выступлений, но на самом деле важна суть того, что он своим прочтением хочет и может сказать. И то, с чем мы уходим обогащенными из зала, если такое, конечно, происходит и что всегда является невероятным праздником души: когда из зала выносишь что-то невиданное, неслышанное, неиспытанное, когда есть что взять с собой – это прекрасно. А ведь очень часто мы уходим, восхищенные тем, что кто-то ловко справился с техническими задачами.

Мерка для художника – и для скрипача, и для пианиста, и для дирижера, и для певца – было ли что-то такое в его исполнении, что в нас что-то изменило? Хочется глубоких переживаний, «во всем… дойти до самой сути», как сказал поэт. Хочется смотреть в глаза близким людям, в переносном смысле, – тем, кому ты доверяешь свои звуки, хотя я в зал никогда не смотрю. Часто артисты выходят на сцену с невидимым, но ощущаемым лозунгом: «Посмотрите на меня, какой я хороший!». От музыки не остается ни следа. Хорошесть обнаруживается в том, как ловко они обращаются со своим инструментом. Пиротехника и жонглирование звуками имеют место, но смысла часто не содержат. Мне близки те настоящие дарования, которые играют не в угоду менеджменту, продажам и прочему, а потому, что их нутро им так велит.

— Какой проект последнего времени стал для вас чем-то из ряда вон выходящим?

— Вспоминая свою юность – увлечение театром и кино, – я был одержим идеей осуществить проект, который оказался короткометражкой, 27-минутным фильмом «Картинки с Востока». Он связан с темой беженцев, с судьбой людей на Ближнем Востоке, но это не политический фильм. Надеюсь, его покажут на фестивалях или даже на телевидении. В нем в исполнении оркестра «Кремерата Балтика» звучит музыка Шумана и Штокхаузена, как ни странно. Фильм создан в сотрудничестве с сыном Гии Канчели Сандро Канчели, который сделал анимацию – оживил маленькие скульптуры из гальки художника Низара Али Бадри из Дамаска. Вот моя политика: сказать свое доброе слово тем, кто не слышит, не видит, кто занимается политикой как бизнесом без всякой морали.

На фото Гидон Кремер

Фото Giedre Dirvanauskaite