Один из старейших в репертуаре театра (в этом году он празднует свое двадцатилетие) и его безусловная жемчужина, этот спектакль объездил весь мир, снискав успех в Китае и Франции, странах Балтии и на Ближнем Востоке. Именно его «Геликон» первым «вынес на улицу» – в 2014 и 2015 годах в формате open air он был представлен в Москве, в Коломенском, на площади возле знаменитой церкви Вознесения Господня. Опыт оказался удачным, и с прошлого года «Геликон» стал главной творческой единицей целого фестиваля – «Русская опера у стен монастыря». Фестиваль совсем молодой, но планы у его организаторов грандиозные – охватить оперными представлениями интереснейшие города Московской области, многие из которых имеют славную историю.

Спектакль в Серпухове – четвертый, и им завершился уже второй фестиваль. На нем до того «Геликон» уже показывал «Царскую невесту» и «Бориса Годунова» (дважды) в Коломне и Дмитрове. Помимо целиковых спектаклей публику радуют также различными концертными программами. Проект имеет огромную социальную значимость, ведь он реализуется в тех городах, где нет оперных стационаров, – теперь же жители получают бесплатные приглашения на представления.

Древняя земля Подмосковья богата архитектурными красотами – свидетелями непростой средневековой истории. Кремлевские и монастырские стены, храмы и звонницы – лучшие «декорации» для исторических опер Глинки, Римского-Корсакова, Мусоргского, Бородина, которые словно созданы для этих мест и для такого формата. Правда, всегда остаются два сомнительных момента – акустика и погода. В отличие от благодатного Средиземноморья с его стабильно теплыми летними вечерами и обладающими естественной акустикой античными амфитеатрами, у нас нет ни того, ни другого. Но есть огромное желание у устроителей делать подобные вещи, а у публики – внимать высокому искусству даже в не столь уж и комфортных условиях. С микрофонной подзвучкой уже научились справляться – спектакль в Серпухове прошел практически без потерь: не фонило, звук не пропадал, баланс внутри оркестровых групп, а также между инструментальным коллективом, хором и солистами был найден, и дикция певцов оказалась на высоте. Звукооператоры чутко реагировали на первоначальные несовершенства: если на увертюре несколько не хватало басов и звучания струнных, то с этой проблемой оперативно справились, и более она не возникала. Повезло и с погодой: беспрестанно лившие дожди утихомирились как раз ко дню спектакля, а позднеавгустовский вечер оказался прохладным, но все же не стал чрезмерным испытанием ни для артистов, ни для публики.

Постановка Дмитрия Бертмана сверхпопулярной оперы Римского-Корсакова относится к несомненным удачам – не зря она украшает репертуар театра уже столько лет. Ее слегка адаптировали для необычных условий уличного проката, но в целом она без потерь вписалась в фестивальный формат. Лаконичный и метафоричный, сочетающий исторические костюмы и современный способ подачи материала, спектакль сохранил все свои основные идеи и посылы, явившись серпуховичам яркой музыкально-драматической фреской. Многочисленные купюры, воспринимающиеся в хрестоматийной партитуре в условиях оперного театра если не как святотатство, то с большими сомнениями, для формата open air оборачиваются настоящим благом – действо имеет практически кинематографическую динамику, подчеркнуты, выпукло высвечены все самые важные, узловые моменты опричной трагедии, не утеряна логика повествования, укрупнены характеры.

Спектакль решен в черных тонах: этот цвет – основной для костюмов солистов и хора – олицетворяет одновременно и аристократизм, византийскую богоизбранность Московского царства, а с другой стороны – темные дела опричнины и черную душу Грозного царя (художники – «вечные геликоновцы», верные соратники Бертмана Игорь Нежный и Татьяна Тулубьева). Он прекрасно гармонировал с темнотой августовской ночи и тревожной музыкой классика. Лишь дважды позволили себе авторы постановки сменить визуальную доминанту, выстроив через все действо «говорящую» арку: попранные чувства Любаши, в белой рубахе пытающейся образумить неверного любовника Грязного, запускают страшный механизм мести – в кроваво красный, цвет страсти и преступления, будет в финале спелената невинная жертва Марфа. Важный образ геликоновской «Царской…» – Юродивый: мимический персонаж, не предусмотренный либретто, но очень здесь уместный – некий обобщающий символ русской народной оперы. В лохмотьях и веригах он безумным взором наблюдает за разворачивающейся трагедией, молитвенно скорбя о загубленных душах русских людей, раздавленных и изуродованных деспотизмом жестокой власти.

Артисты «Геликона» проживают эту историю на одном дыхании – чувствуется, что спектакль давно вошел в их плоть и кровь, но в то же время он не утратил свежести и действенности высказывания. Микрофонная подзвучка сильно помогала певцам не только по части дикции: она лишала необходимости «докричаться» до публики, задача озвучивания зала также не стояла. Синтетическое микрофонное звучание во многом нивелирует возможности голосов, выводя на усредненную, единую планку, когда по силе звука, объемности, тембристости все слушаются примерно одинаково, и плюсы и минусы конкретных певцов, нередко проявляющиеся в условиях оперного театра, становятся почти неразличимы. Впрочем, эта ремарка не умаляет заслуг геликоновских вокалистов.

Страстной красавицей Любашей предстала Александра Ковалевич, при этом пленительный голос певицы, звуча мощно, эмоционально выпукло, не утрачивает благородства и чувства меры в демонстрации душевных метаний героини. На другом полюсе драмы – эмоционально сдержанная, несколько скромная, если не скупая на проявление чувств, Марфа Анны Гречишкиной. Артистка не обладает выдающимися внешними данными (какие желательны для образа избранницы Грозного царя – сразу вспоминается в этой роли первая красавица советской оперной сцены Галина Вишневская или пленительная Раиса Недашковская в знаменитой экранизации Владимира Гориккера), но вокально она воистину безупречна. Плавность и благородство мелодической линии, точные, сфокусированные верхние ноты, естественность и поэтичность фразировки, тембральное богатство и нюансовое разнообразие заставляли публику слушать Гречишкину, буквально затаив дыхание.

Эгоизм и своеволие Грязного изрядно удались Петру Морозову, чей герой – типичный русский разудалый молодец, грубый, идущий напролом, не чурающийся никакого темного дела и помысла. Вокально партия певцу пришлась более чем впору, за исключением высокой ноты в финале выходной арии: его сочный, мужественный баритон прекрасно соответствовал создаваемому образу. Утонченное коварство Бомелия, некоторое кокетство и одновременно глумливое превосходство над «восточными варварами» – вот богатая палитра красок, блестяще реализованная тенором Дмитрием Хромовым. По замыслу постановщика, иноземный лекарь старательно, а оттого смешно выговаривает русские слова, произнося их по-писанному, – этот дополнительный штрих придает герою Хромова достоверные черты чужеродности эскулапа в русском окружении. Степенное благородство Собакина Александр Киселев передает прежде всего вокальными средствами: его глубокий, но в то же время гибкий бас умело рисует отеческий образ. Напористый вокал, уместный для образа Сабуровой с ее знаменитым монологом сплетницы («Вот, батюшка, впустили нас в хоромы») демонстрирует вагнеровское сопрано Светлана Создателева. И даже крошечная партия Дуняши была весьма качественно сделана Ириной Рейнард, сыгравшей глуповатую и завистливую (в трактовке Бертмана) подругу Марфы. Наименее удачен оказался Вадим Летунов в партии Лыкова: его «сырой» голос, далеко не рафинированный вокал иной раз наводили на мысль, что либо у певца системные профессиональные проблемы, либо неудовлетворительное состояние здоровья, поскольку его пение в целом оказалось грубым, неряшливым и однообразным.

Особенные суперлативы – маэстро Евгению Бражнику, в непростых условиях уличного спектакля цепко держащему его упругий ритм и эмоциональный накал, бережно и чутко ведущему солистов. Мастерство Бражника видно во всем: в умелом управлении певцами, подаче каждого максимально выигрышно, умении выстроить драматургию спектакля в целом, подготовить кульминации и разразиться ими в нужном месте и в нужное время, достигая максимального эмоционального отклика у публики. Героический оркестр «Геликона» откликался на жест дирижера без всяких скидок на бодрящий температурный режим.

На фото А. Гречишкина (Марфа) и И. Рейнард (Дуняша)

Фото Ирины Шымчак