«Осенняя сказочка» Римского-Корсакова – редкий гость на оперной сцене, основная причина – в изощренности партитуры, которая и по прошествии более чем ста лет после мировой премьеры слушается свежо. Кроме того, сам сюжет дает много поводов для ассоциаций, «политически неудобных». Поэтому-то во все времена «Кащея» особо не жаловали и не жалуют (а на Западе его, как и большинство опер Римского-Корсакова, попросту не знают). И все же эта опера появляется на наших сценах.

Новую интерпретацию замечательного произведения предложили в Якутске. В Театре оперы и балета Республики Саха им. Д. К. Сивцева – Суоруна Омоллоона полностью отказались от фольклорно-сказочного образа и прочитали «Кащея» как не то космический, не то техногенный ужастик. Такой подход можно только приветствовать: нередко сказочные оперы Римского-Корсакова подают в качестве репертуара для детских утренников, когда нарочито выпячивают на первый план их красочность и знакомые сюжетные линии в ущерб заложенным глубоким смыслам.

У режиссера Татьяны Саввиновой и сценографа Марьяны Оконешниковой действие разворачивается в темном и холодном пугающем пространстве. Ярко фосфорицирующий гигантский диск, периодически радужными вспышками слепящий зал, подчеркивает кромешную черноту, царящую на сцене. Диск – своего рода портал, связующий миры, – именно из него в сопровождении омерзительной свиты появляется титульный герой – воплощение магической силы и вселенского зла. Свои чудеса Кащей творит с помощью магнитной карты, а его смерть запрятана в устрашающей, хотя и компактной боеголовке, которую носит за ним затянутая в серебристое трико девушка-робот с механистическими движениями.

Свою пленницу – Царевну Ненаглядную Красу – жестокий чародей держит в смирительной рубашке и под присмотром неприятного вида гуманоидов, у которых, как и у их повелителя, вместо лиц – зловещие белесые черепа с черными пустыми глазницами. Прорвавшийся в леденящий мир хай-тека Иван-королевич напоминает космонавта – только вместо скафандра на нем респиратор, который он, впрочем, легкомысленно срывает, увидев эффектную красавицу Кащеевну.

Сцена Кащеевны – пожалуй, самая яркая по музыке и самая выразительная в спектакле. Для дочери Кащея постановщики придумали образ экзотической женщины-вамп, чья необычная внешность никого не может оставить равнодушным. С гривой черных как смоль волос и с блестящими остроконечными конусами-погонами на черном элегантном платье Кащеевна – именно та женщина, на которую любой смотрит, буквально открыв рот. Центром ее мира становится огромный красный диван – недвусмысленный намек на промысел чародейки, погубившей не одного витязя. Волшебные цветы, которые она призывает для варки дурманящего зелья, лишь на краткий миг вспыхивают на легком кисейном занавесе, когда сон уже овладевает незадачливым Королевичем, – Кащеевна обходится и без них. Зато ее вечные спутники-помощники – два андрогина в блестящих масках, услужливо подающие ей пару зеленых изогнутых мечей, удар которых предназначен легковерному витязю.

Лишенный привычной сказочной нарядности якутский «Кащей» оказывается историей страшной и с трудом рифмующейся с оптимистическим финалом. Вероятно, поэтому в спектакле купирован заключительный бодрый хор про торжество «свободы, весны и любви» – все завершается формально благополучно, но в то же время как-то неопределенно, неконкретно, чувствуется неуверенность в избавлении от власти злого колдуна.

За музыкальное качество отвечала московский дирижер Алевтина Иоффе, которой удалось тонко подать неисчислимые красоты корсаковской партитуры. В ее руках оркестр Якутской оперы звучит мягко и прихотливо, исполнение изобилует тембровыми красками, чуткими нюансами, что полностью обеспечивает раскрытие многогранной партитуры.

Откровенно порадовали вокалисты. Ясное и звучное сопрано Марины Силиной способствовало созданию образа решительной Царевны. Резковатый, но интонационно безупречный тенор Николая Попова – превосходный Кащей. Сочное и гибкое меццо Людмилы Кузьминой как нельзя лучше соответствовало образу обольстительной Кащеевны. Благородный баритон Юрия Баишева был хорош как Иван-королевич: в его звучании присутствовали как героическая удаль, так и некоторое самолюбование, чуть было не стоившее его герою жизни. Наконец, фактурный, гудящий бас Александра Емельянова как нельзя лучше подошел к образу Бури-богатыря, которому в немалой степени обязано своим падением Кащеево царство.