«Паяцы» Руджеро Леонкавалло принадлежат не только к шедеврам «новой итальянской школы» – веризма, но вообще к лучшим страницам итальянской оперы и оперного жанра как такового. Композитору в этой опере, единственной прославившей егоиз сочиненных двух десятков, удалось многое – и соразмерность формы, и стремительность развития сюжета, и необыкновенная красота и выразительность собственно музыки. Уже более ста лет эта опера остается одной из самых популярных в мире, исполняющейся как на ведущих сценах, так и в небольших театрах и даже в учебных студиях. Для последних, правда, она все же тяжеловата – главным образом, из-за харизматичной партии Канио, написанной для настоящего мощного драматического тенора и одновременно актера недюжинного дарования. Впрочем, и прочие партии оперы предъявляют к певцам немалые требования.
Центр оперного пения Галины Вишневской студией не назовешь, и такой серьезный репертуар учебному по сути, но профессиональному по качеству театру вполне по плечу. Основательница центра – великая русская певица как раз и задумывала его как естественный мостик между консерваторией и профессиональной сценой, где бы молодые певцы могли в полную меру «почувствовать запах кулис», подготовиться к жизни в большом искусстве. Практически ежегодно центр ставит очень серьезные оперные произведения, являясь фактически седьмым оперным театром Москвы и нередко конкурируя с прочими на равных.
Очередную премьеру подготовил македонский режиссер Иван Поповски – давний друг центра. В его прочтении «Паяцы» практически аутентичны: эпоха, характеры, взаимоотношения героев, мотивы их поступков – все сделано так, как предполагал композитор, которому, уверен, спектакль вишневцев наверняка бы понравился. На крошечной сцене центра художник Андрей Климов искусно воссоздает атмосферу патриархальной итальянской провинции второй половины XIX века. Доминанта его сценографии – грубо сколоченная повозка комедиантов, вокруг которой крутится вся история любовного многоугольника и которая во втором акте распахнет свои створки-ширмы и превратится в импровизированную сцену, где артисты бродячей труппы разыграют последний и трагический спектакль своего репертуара. Ярки и выразительны костюмы – что «повседневные», бытовые, что театральные: труппа Канио старательно проживает ситуацию в стиле комедии дель-арте с характерной пластикой и мимикой (в чем большая заслуга приглашенного итальянского педагога-консультанта Клаудио ди Мальо),с которой обманчиво открывается второй, изначально обещающий фатальный исход, акт веристской драмы.
Режиссура Поповски очень музыкальна – стремительность развития драматургии Леонкавалло (в компактную двухкартинную оперу композитор сумел уложить лихо закрученную трагедию) постановщик умело претворяет в вихревом сценическом действе, где всякий шаг и взгляд оправданы музыкой. Видна скрупулезная работа с каждым артистом, мизансцены рассчитаны ювелирно, благодаря чему на весьма ограниченном пространстве рождается спектакль, полный живого дыхания театральной правды: яростный, неистовый паяц, подленький, доходящий до иезуитской жестокости Тонио, неопытная, но искренняя в своих чувствах Недда, нежный и страстный ее деревенский любовник Сильвио, изящный Беппо-Арлекин…
Не меньше удовлетворения приносит спектакль и как музыкальный продукт, что оказывается приятной неожиданностью в таком непростом, драматически затратном материале. Собственный оркестр центра (он появился здесь всего год назад) звучит превосходно, радуя выразительным, тембристым звуком, общим высоким тонусом. Маэстро Александру Соловьеву удается «вкусное» прочтение оперы – музыка будоражит, захватывает слушателя в плен, оркестр поет вместе с солистами. В маленьком зале центра любая опера звучит гипертрофированно, дистанция минимальна, и слушатель оказывается словно на сцене или в яме, «внутри» оперы, но Соловьеву при всей страстности интерпретации удается не перегружать звуком, не оглушать публику, добиваясь при этом гармоничного сочетания инструментального коллектива и солистов.
Сложнейшую партию-роль несчастного обманутого паяца исполняет Сергей Поляков из «Новой оперы». Это настоящий драматический тенор – мощный и терпкий, с твердыми, как кремень, верхними нотами. Его Канио еще молод (часто героя поют весьма почтенные тенора), и оттого трагедия приобретает иное звучание – понять Недду становится гораздо сложнее. Ее исполняет юная Нестан Мебония – сочным, красивым звуком, что в сочетании с изяществом фигуры рождает классический образ красавицы. Александр Алиев (Тонио) справляется со сложнейшим прологом: хотя верхние ноты и получаются с усилием, «на грани», а в нижнем регистре голос звучит глуховато; драматически образ неприятного интригана молодому актеру вполне удается. Элегантный баритон Константина Бржинского органичен в партии романтически пылкого Сильвио. Савве Тихонову (Беппо) не всегда хватает ровности в его приятном теноре, актерски же его Арлекин убеждает.
Фото Александра Гайдука
Поделиться: