«Турандот» ставят реже других пуччиниевских опер. Главные причины – незавершенность сочинения и трудные вокальные партии. Дирижера и режиссера мучают сомнения относительно выбора финала, а директор театра имеет головную боль с кастингом, поскольку найти отвечающих задачам партитуры драматических сопрано и тенора нелегко. В практике современного театра с этими сюрпризами «Турандот» обходятся по-разному. Можно выбрать санкционированный Пуччини финал Франко Альфано, версию Лючано Берио или Хао Вэйя или же вовсе оставить финал открытым. Что касается солистов, то нередко используют неподходящие голоса – лирические, а значит, не способные передать должный накал.

С первыми сюрпризами в Сыктывкаре распорядились так: не оригинальничая, избрали канонический финал Альфано, то есть оперу закончили «за здравие», с положенным преображением жестокосердой принцессы в любящую женщину. Тем, кому это решение кажется неправдоподобным, остается спорить с самим Пуччини, чьи намерения завершить оперу торжествующим финалом хорошо известны. Кроме того, театр сумел привлечь адекватных исполнителей на главные роли, причем с минимальным задействованием внешних ресурсов. Главную героиню нашли в Улан-Удэ, а главного героя – в собственной труппе.

Ольга Жигмитова давно и успешно поет в родном Бурятском театре оперы и балета репертуар меццо-сопрано: получила признание, сделала заметную карьеру; высокотесситурную даже для сопрано партию Турандот она впервые в своей жизни примерила именно в Сыктывкаре, и риск оказался полностью оправданным. Певица обладает широким диапазоном, ее верхний регистр стабилен и ярок, а массивное меццовое звучание, мастерски окрашенные нижний и средний регистры добавили ее принцессе загадочности, глубины, масштаба и мощи. Настоящее примадонское звучание вкупе с выразительной восточной внешностью подарили сыктывкарской «Турандот» настоящую главную героиню, какой позавидовал бы самый именитый театр мира.

Борис Калашников поет в «Коми Опере» не первый год, поет все подряд, поскольку тенора всегда в дефиците, – и сугубо лирическое (например, Неморино), и меццо-характерное (Гофман), причем последнее получалось у него не так удачно, как чисто лирические партии, поэтому казалось, что его амплуа предопределено раз и навсегда. Заявка на Калафа настораживала, но, как выяснилось, напрасно: именно в этой партии голос певца раскрылся особо, появились нужные драматические краски, экспрессия позднего веризма оказалась ему впору – «инструмент» певца словно изменился, стремительно эволюционировал под задачи пуччиниевского стиля, обрел свое законное место, какого прежде долго не находил.

В продолжение разговора о достоинствах премьеры продолжится и перечень приятных сюрпризов. Третий из них – готовность труппы к музыкальному языку Пуччини. Казалось бы, ничего удивительного – в театре не первый год идут «Мадам Баттерфляй» и «Тоска», было на чем освоиться, однако «Турандот» существенно отличается от прочих опер мастера, тут его письмо становится еще более изощренным, улавливающим веяния экспрессионизма. Донести все детали без потерь не так-то просто, но солисты Елена Лодыгина (Лиу), Олег Диденко (Тимур) и Андрей Ковалев (Пинг) явили высокое мастерство, продемонстрировав итальянскую полнокровную манеру звуковедения, красоту тембров, точность фразировки и цепляющую выразительность вокализации в целом.

Неменьших суперлативов заслуживает и оркестр, демонстрирующий стабильный рост. И в прежние годы (наблюдаю театр уже десятилетие) он радовал и удивлял качеством, неожиданным для не самого благополучного в целом российского региона, но в «Турандот», коллектив, кажется, превзошел себя. Музыкальным руководителем постановки выступил московский дирижер Константин Хватынец, сумевший «выжать» из исполнителей максимум разнообразных красок: колористическое богатство звучания завораживало как настоящее чудо. Для полной картины благополучия не хватало одного компонента – более плотного и массивного, в хорошем смысле плакатного звучания хора: точно и выразительно поющий (хормейстер Ольга Рочева), он все же несколько малочислен для такого внушительного полотна, как «Турандот».

Еще один сюрприз – постановочная стилистика спектакля. На весьма небольшой сцене театра режиссер Николай Покотыло в содружестве со сценографом Эрихом Вильсоном, художницей по костюмам Татьяной Кондрычиной, хореографом Дмитрием Пимоновым и световиком Сергеем Шевченко создал пленяющее красотой сказочное действо, классическое в своей основе, повествующее о традиционном Китае (или наших представлениях о нем). В центре, чуть в глубине, на невысоком ступенчатом подиуме – изящная пагодообразная беседка с неизменными драконами на углах крыши, по бокам от нее – две трибуны, на которых располагается любопытствующий плебс, за ними же время от времени прячутся пришельцы из Татарии (Калаф, Тимур и Лиу). Все просто, компактно, но необходимые акценты расставлены – у публики полное ощущение, что она заглянула за стены знаменитого Запретного города. Меняются задники, напоминающие традиционную для Поднебесной живопись тушью по шелку, – они не только добавляют экзотики, но и «реагируют» на события: в остродраматические моменты изображения становятся инверсионными, как на фотонегативе.

Ярки и необыкновенно выразительны костюмы. Например, Турандот не только вся в сверкающе белом, но и блондинка, ее прическа напоминает высокий пудренный парик барокко – это и отсылка к Гоцци, и буквальное прочтение претензий на лунную богоизбранность и ледяную недоступность. Красный шлейф платья принцессы носят прислужницы (каждая напоминает одеянием тропический цветок) – он, словно хвост дракона: именно в его складках погибает несчастный Персидский принц. На экзотических попугаев смахивают и суетящиеся министры – у каждого свой фасон костюма в парадоксальном цветовом решении, а головные уборы – прямо-таки «от кутюр». Калаф неуловимо похож на былинного Садко, Лиу – на женщину мусульманского Востока, седовласый Тимур – на колдуна-ведуна с просторов Евразии. Все эти разношерстные компоненты складываются в гармоничную мозаику волшебства, без которого невозможна настоящая сказка. 

Фотограф - Кирилл Шучалин