Это был концерт-презентация диска ансамбля Opus Posth под руководством Татьяны Гринденко с приглашенным пианистом Михаилом Дубовым – единственное, но продолжительное (как многое у Фелдмана) сочинение «Piano and String Quartet» (1985). Стиль Мортона Фелдмана тесно связан с искусством американских художников-абстракционистов, особенно Джексона Поллока. Есть даже байка о том, как Кейдж с Фелдманом наведались к Поллоку в мастерскую и впервые в его практике купили его авторскую работу. Утонченная красота гармоний, таинство длительной глубинной медитации, статика, ненавязчивые повторы, прозрачные фактуры, растворяющиеся в тишине, – основные черты музыкального языка и мышления Фелдмана. Каждый звук композитор сравнивал с цветовым пятном или линией, а смену гармоний – с сочетанием красок на холсте. Он стремился дать звукам свободу и самодостаточность, начать все заново, с чистого листа, tabula rasa.

Мортон Фелдман (кстати, его родители были еврейскими эмигрантами из Российской империи) был близок Джону Кейджу, в кейджевских текстах упоминания о нем встречаются очень часто. Вот самые характерные и самые точные (приводятся по книге «Тишина. Лекции и статьи», вышедшей в Библиотеке московского концептуализма Германа Титова в 2012 году). «…Позвольте заметить, что я постоянно меняюсь, в то время как музыка Фелдмана в большей степени продолжает сама себя, чем изменяется. У меня никогда не было, как нет и теперь, никаких сомнений в ее красоте. <…> Музицирование как таковое, у Фелдмана в особенности, – это торжество того факта, что мы не обладаем ничем. <…> Музыка Мортона Фелдмана может действенно напоминать нам о Ничто… Жизнь развивается очень похоже на произведение Морти Фелдмана» («Лекция о Нечто»). «Однажды вечером Мортон Фелдман сказал, что он мертв, когда сочиняет; это напоминает мне утверждение моего отца, изобретателя, говорившего, что свою лучшую работу он делает, когда крепко спит. Оба имеют в виду «глубокий сон» индийской духовной практики. Эго больше не препятствует действию. Возникает текучесть, свойственная природе» («Композиция как процесс: Неопределенность»).

Бывает, музыку Мортона Фелдмана ставят в один ряд с американскими минималистами, но ее природа другая, как, впрочем, и у Джона Кейджа. Кейдж и Фелдман – совсем не Филип Гласс и не Стив Райх. У зрелого Мортона Фелдмана слышен трансформированный Антон Веберн: оба любители изощренных диссонирующих звучаний, оба маэстро тишины, но принципы упорядоченности музыкальной ткани и ощущение времени в сочинениях Фелдмана диаметрально противоположны веберновским.

Слушая Opus Posth на концерте в «Доме», понимаешь, что в сущности музыка Мортона Фелдмана – это звучащая тишина, где необычайно важны моменты перехода от звука к тишине и от тишины к звуку. Тишина рождает звук и наоборот. Хотя вообще ансамбль тяготеет к экспрессивной манере исполнения, в случае с Фелдманом динамика не превышает границу mezzo piano, обнаруживая множество тончайших градаций и открывая иное измерение, некую мистическую реальность. Что мы и воспринимаем в течение примерно полутора часов, а затем следует обрыв музыкальной материи: Гринденко и ансамбль выдерживают гигантскую паузу, во время которой заданная инерция восприятия превращает реальное звучание в воображаемое, переводя его на уровень внутреннего слуха.

Кажущаяся простой партитура, не подразумевающая виртуозности, на самом деле невероятно сложна для исполнителей: здесь не спрячешься за скоростную технику игры, и чтобы удерживать внимание публики, каждый звук и каждая пауза должны быть наполнены смыслом. Кажется, солистам ансамбля Opus Posth это удалось: каждая гармония и каждая интонация были исполнены какой-то особой, космической любви.