Композитор Владислав Успенский — выпускник Ленинградской консерватории, признанный мэтр, работавший практически во всех жанрах и мастерски владевший искусством передачи высокого пафоса. Наставник Владислава Успенского, бывший его руководителем в аспирантуре, Дмитрий Шостакович высоко отзывался о способностях своего ученика, подчеркивая его понимание этического значения музыкального творчества. 

Открывшая концерт симфоническая поэма Успенского «Посвящение мужеству» была создана в 1983 году как дань памяти первому исполнению Седьмой симфонии Шостаковича в блокадном Ленинграде 9 августа 1942 года. В поэме Успенского нет прямых цитат, но присутствует тот героический дух, который присущ и симфонии Дмитрия Дмитриевича. Вопросительным возгласам виолончели, прерываемым сокрушительным аккордам, отвечали отстраненные фразы у флейты и колокольчиков на фоне длящегося в оркестре аккорда. В середине сочинения чеканный ритм у малого барабана заставил вспомнить знаменитый эпизод нашествия, а зловещие и мрачные фразы у тубы и контрфагота отсылали к трагическим страницам поздних симфоний Шостаковича, равно как и финальное истаивание музыки под мерные удары коробочки. Прозвучавшая сюита из балета «Летят журавли» была полна ностальгической лирики. Нежные и трепетные мелодии создавали галерею лирических образов героев, чьи судьбы жестоко нарушила война. 

Представленные на концерте сочинения Игоря Еварда стали прекрасной возможностью оценить направление современной классической музыки, ориентированное на академические устои. Симфония «Голос Атлантиды» (петербургские слушатели были свидетелями мировой премьеры произведения) — это диалог с романтической традицией, причем больше в ее французском изводе. Три части ассоциировались со знаменитой симфонией Сезара Франка, в которой драматизм соседствует с молитвенной созерцательностью, а сложные гармонии и модуляции — со старинными полифоническими техниками. «Голос Атлантиды» Еварда – мастерски написанное и талантливо оркестрованное сочинение. В нем есть и взывание к теням ушедшего романтизма, и отголоски стилевых влияний XX века в виде сонорики и даже полистилистики. Традиционный драматический конфликт в первой части сменяется размеренной медитацией во второй, а затем и скерцозной, в духе шостаковических острохарактерных полифонических построений, третьей. Блестящие пассажи у фаготов, переклички духовых и струнных, ведущих свои извилистые темы, создавали образ надвигающейся стихии, сметающей все на своем пути. 

Прозвучавшая впервые в Петербурге «Песнь Таборной горы» Игоря Еварда — симфоническая поэма, посвященная трагическим событиям Великой Отечественной войны: уничтожению людей в концлагере под Смоленском. Следующая за мрачным вступлением тема в жанре тарантеллы у ксилофона воплощает образ смерти; ей противостоит тема, стилизованная под еврейскую мелодию, звучащая сначала у скрипки и затем подхватываемая кларнетом. Жуткая картина казни передана в музыке через впечатляющее нарастание звучности, прерываемое страшным ударом, после чего наступает общее оцепенение... 

Еврейские мотивы были слышны и в частях «Дорожной сюиты» (также впервые представленной широкому слушателю). Но наряду с искусными намеками на клезмерские ансамбли в этой музыке чувствовалась и русская меланхолия (замечательное соло английского рожка, напомнившее Чайковского), и французская изысканность (очаровательные переклички между струнными и гобоем). Французский дух царил и в поэме «Святой Сатир», написанной по рассказу Анатоля Франса про монаха-францисканца, сражающегося с чувственными соблазнами. Впрочем, ирония французского литературного источника разбавлена у Игоря Еварда отсылками к русскому модерну «в лице» Скрябина, Лядова и Стравинского. 

Стоявший за пультом Ярослав Забояркин уверенно вел за собой музыкантов. Молодой дирижер отлично прочувствовал форму, превратив исполнение каждого сочинения в захватывающее действо. Академический оркестр филармонии играл чисто и опрятно, откликаясь на посылы маэстро и погружая всех в пространство драмы и трагедии, то замирая в нежной лирике, то обрушиваясь в громогласном тутти. 

Прозвучавшая на концерте музыка очень пластична и ассоциативна, она словно просится на театральную сцену, где могла бы стать прекрасным материалом для талантливых артистов и хореографов. 

Фотограф Андрей Сергейко