Традиционный мариинский форум, как всегда, богат событиями. По оперному ведомству самые знаковые из них – конечно, новинки: уже состоялась премьеры «Нормы» (мы писали об этом) и инновационной цифрооперы «Мандрагора», в июле ожидаются «Эрнани» и «Сорочинская ярмарка». Однако есть и другие манкие моменты – прежде всего, произведения, которые в других театрах России не встретишь. К таковым, безусловно, относится «Идоменей».

Конечно, его трудно назвать оперой забытой или неисполняемой. И все же «Идоменей» звучит по миру реже многих других произведений Моцарта. После мировой премьеры в Мюнхене в 1781 году опера была поставлена в Вене (для этой постановки автор сделал редакцию, заменив кастрата на тенора, упростив колоратурную эквилибристику и сократив партитуру), но вровень с признанными шедеврами Моцарта не встала. XIX век и вовсе был холоден к ней: острый на язык Александр Серов прямо писал, что «…опера “Идоменей” для нашего времени тяжела, скучна… арии переполнены приторными украшениями из времен париков с косами, пудры и мушек. В расположении сцен оперы рутинная условность и риторичность до крайности холодят действие и делают эту пьесу из времен мифологических совершенно отжившею для публики нынешней».

Вернул «Идоменея» из небытия Рихард Штраус, в 1931 году к 150-летию со дня премьеры представивший в Вене новую редакцию оперы, фактически переписав ее заново (версия Штрауса ставилась в 2011-м в Камерном музыкальном театре Бориса Покровского Геннадием Рождественским). Во второй половине ХХ века интерес к «Идоменею» начинает нарастать, театры обращаются к обеим редакциям автора и к версии Штрауса, трактуя оперу, по свидетельству музыковеда Ларисы Кириллиной, «и как психологическую драму, и как античную трагедию, и как моральную притчу, и как пьесу о конфликте поколений, и как сюрреалистический спектакль о взаимоотношениях смертных с потусторонними силами, и как остроактуальный политический памфлет». С последним, то есть с актуализированным прочтением «Идоменея», мне доводилось сталкиваться как минимум дважды: в 2014-м в Ковент-Гардене (работа Мартина Кушея) и в 2018-м в Вильнюсе (работа Грэма Вика). Да и в московской версии Михаила Кислярова «Идоменей» виделся как возможность говорить о проблемах тоталитаризма и противостоянии ему, о борьбе за свободу, о возможности выбора и т. п. (хотя и в более умеренном варианте, по сравнению с европейскими трактовками).

Нынешняя мариинская версия демонстративно бежит актуализации – вопреки тому, что современная российская традиция исполнения этого опуса родилась именно в Мариинке. В 2009 году театр первым в стране обратился к «Идоменею» (по имеющимся сведениям, в XIX веке опера шла в Петербурге считанное количество раз, притом силами немецкой труппы и в немецком переводе) – тогда спектакль делала австро-немецкая команда (режиссер Михаэль Штурмингер), и это был осовремененный режиссерский театр. Теперь Валерий Гергиев предпочел дать оперу в Концертном зале театра (премьера 2009-го игралась на Исторической сцене) и в версии, более соответствующей замыслу композитора и либреттиста (Джамбаттисты Вареско): эта работа появилась в афише совсем недавно – весной.

Постановка Александры Взятышевой и ее команды (световик Анатолий Ляпин, хореограф Юрий Смекалов и др.) намеренно лапидарна и предельно условна: режиссер словно избегает всякой театральности и софистического иносказания. Насколько это «аутентично» – вопрос: Моцарт ведь писал оперу-сериа, не стремясь нарушить канон. С другой стороны, имея за плечами опыт Глюка с его античными музыкальными драмами, он не гнался за барочной вычурностью, поэтому предложенная простота, наверное, не сильно противоречит воле автора. В таком преломлении «Идоменей» воспринимается скорее как попытка реконструкции древнегреческого театра с его ясностью и чистотой линий, нежели погружение в классицистскую аутентику.

Хор-комментатор в античных тогах на балконе у органа: он демонстративно поет по нотам (хормейстер Виктор Охрема). Персонажи на сцене также облачены в «классический» древнегреческий костюм, что, в общем-то, условность: эпоха Троянской войны бесконечно далека от классики времен Перикла. На сцене в центре – квадратный ступенчатый подиум, некое подобие амвона, место жертвоприношений, алтарная часть языческого храма. На сцене разбросаны плоские камни-миниплатформы, а также элементы античной архитектуры – части колонн и капителей. Движения героев неспешны, скупы. Огромное синее полотно, которое тянет миманс через всю сцену, отвечает за морскую стихию; белые полотна – элементы жреческих ритуалов. Простыми штрихами постановщикам удалось воссоздать визуально-драматическую атмосферу, полностью соответствующую и духу моцартовской музыки, и духу посттроянского эпоса.

В Мариинском театре изрядные моцартовские традиции: в репертуаре на постоянной основе немело моцартовских шедевров, над стилем композитора тут неустанно трудятся. Оттого и вокально непростой «Идоменей» исполнен не просто достойно, а в стилистике, которую мы привыкли называть европейской. В целом достигнуто грациозное и деликатное звучание, не лишенное патетики и трагедийности.

Ближе всех к моцартовскому стандарту Кристина Гонца – нежная и непреклонная Илия: ее хрустальное сопрано полно очарования и утонченности. Яркая экспрессия Анжелики Минасовой не выходит за рамки упомянутого стандарта, оттого ее неистовая Электра при всем драматизме остается в рамках классицистской патетики, и тем хороша. Александр Михайлов, нередко неубедительный в романтическом репертуаре, в моцартовской стилистике буквально расцветает: его аккуратный тенор с инструментальной интонацией стопроцентно попадает в сложнейшую партию титульного героя, гармонично сочетая лирику с драматизмом и уверенно справляясь с колоратурными сложностями. Крупному голосу Егора Чубакова с роскошным тембром тесновато в партии Арбака, но певец его умело укрощает и не без успеха штурмует предельные для него верхние ноты. Чуть чрезмерна экспрессия Эвелины Агабалаевой (Идамант), а манера пения слишком тяжеловесна для Моцарта. В небольших партиях Жреца и Голоса оракула ожидаемо удачно выступили опытные Александр Трофимов и Илья Банник, дополнив в целом гармоничный ансамбль.

Музыкальное руководство осуществил молодой дирижер Гурген Петросян, демонстрировавший несколько брутальную манеру в драматических картинах и тонкость в подаче лирико-меланхолических эпизодов. Великолепна была клавесинистка Оксана Клевцова, чей гибкий аккомпанемент в речитативах дал немало для общего положительного результата в освоении театром одного из сложнейших сочинений мировой музыкальной литературы.