Лучшая советская опера, гениально сочетающая традиции русской оперной школы (прежде всего Мусоргского) и тогдашних европейских достижений (главным образом экспрессионизма), не понятая и не принятая «первым меломаном» Советского Союза товарищем Сталиным, сегодня является одной из самых востребованных опер мирового репертуара. Несмотря на сложности партитуры, ее смело штурмуют. Сегодня сочинение – в афише нескольких московских театров, нередко к нему обращаются и в российских регионах, за рубежом «Леди Макбет Мценского уезда» уверенно конкурирует с «Борисом Годуновым» и «Евгением Онегиным».

Астраханский театр, невзирая на молодость (возник в 1990-е, статус оперно-балетного получил в 2011-м, современное здание – год спустя), регулярно обращается к сложнейшим оперным образцам. Кроме того, худрук театра маэстро Валерий Воронин вводит в оркестровый репертуар и сложнейшие симфонические опусы, много сил потратив на воспитание достойного коллектива. Результат налицо – в последние годы любая премьера астраханцев отличается качественной игрой оркестра. Ровно то же можно сказать и о его работе в «Леди Макбет»: пожалуй, это самое сильное впечатление от премьеры – масштабность и выразительность оркестрового звучания, проработанность деталей партитуры, найденный баланс с певцами и самое главное – точное раскрытие драматургических смыслов.

Не меньше лестных слов заслуживает и хор театра (хормейстер Евгений Кириллов). На премьере коллектив демонстрировал ювелирную точность интонации и ритмического рисунка в сложных своей динамикой сценах типа глумления над Аксиньей, а в скорбно-эпических – вроде сцены каторги – или в торжественных (пусть торжество и с примесью гротеска), как сцена свадьбы, радовал монолитностью и проникновенностью звучания.

Отлично был подобран и вокальный каст. Опорой стали приглашенные солисты, но и свои, штатные, выступили очень достойно. Среди них нельзя не отметить яркого тенора Сергея Маньковского (Задрипанный мужичонка), выразительного и очень игрового баса Дмитрия Шарманова (Священник), фундаментально звучащего другого баса – Евгения Зерова (Старый каторжник), характеристичного баритона Богдана Гуенка (Квартальный). Не подвели и дамы второго плана – Яна Павлова (Аксинья) и Кира Кирилина (Сонетка).

На сложнейшую роль центральной героини позвали Дарью Филиппову из МАМТа. Хрупкая блондинка оказалась Катериной с сильным, иногда даже пронзительно сконцентрированным голосом, справившимся и с непростой тесситурой (обилие неудобных верхних нот, одновременно – необходимость звучать плотно, насыщенно на середине и внизу), и с плотной оркестровой фактурой, которую она в целом «пробивала». Актерски ее купчиха вышла женщиной, полностью подчиненной власти эроса, – ее желания в этой области являлись первым и едва ли не единственным мотивом всех ее действий, все остальное (например, «темное царство», в котором она пребывала, и его влияние) оказывалось вторичным.

Отлично спел Сергея ее коллега из того же столичного театра Кирилл Матвеев. Певец с ярким, задиристым, хулиганским, мощным, сочным голосом, обладатель великолепного верхнего регистра, по-мужски катастрофически обаятельный – как тут было не пропасть Катерине? Обстоятельностью и мастерством веяло и от вокала, и от законченности образа у баса из «Геликона» Дмитрия Скорикова (Борис Тимофеевич). Убедительным Зиновием предстал характерный мариинский тенор Александр Тимченко. Ансамбль центральных исполнителей – и музыкальный, и актерский – заслуживает самых высоких похвал: смотреть и слушать их образные и музыкальные решения было очень интересно. Для двух последних, опытных певцов, это давно сделанные роли, получившие в астраханском спектакле лишь некоторые новые нюансы. Для молодой центральной пары это были дебюты – весьма удачные, запоминающиеся.

Главный режиссер театра Алексей Смирнов сделал классический спектакль – реалистический в своей основе, без концептуальных вывертов. В нем вроде бы все предсказуемо, однако смотрится он увлекательно, с интересом от начала до конца. Раскрытие психологии героев, показ их развития по мере изменения обстоятельств, высвечивание разных граней образов – задача непростая, не такая уж благодарная (требует много труда, а трюков, гарантированно привлекающих внимание, нет совсем), но очень благородная. Режиссер с ней полностью справился, продемонстрировав свой класс, глубину погружения в материал и способность убедительно реализовать на сцене все, что выявлено в этой глубине. Не только блестяще сделанные центральные образы, но и яркие второстепенные – его неоспоримая заслуга.

Атмосферу провинциальной купеческой жизни художник Евгения Шутина воссоздала буквально – кроме последней картины (каторги), вся сцена «зашита» унылыми серыми заборами от кулисы к кулисе, между которыми протекает полная страстей и злобы жизнь. Артисты благодаря такой организации пространства практически постоянно сосредоточены на авансцене, близко к публике, как в камерной драме. Мизансцены просты, ясны, графичны – и от того впечатление от них колоссальное. Костюмы, соответствующие времени действия в повести Лескова, функциональны: пожалуй, лишь в сцене свадьбы они художественно расцветают роскошью этнографических узоров с превалированием праздничного красного цвета. Интересная деталь: изначально в красном ходит лишь Зиновий, являясь своего рода «белой вороной» в созданном его батюшкой сером мирке; в сцене свадьбы в красный сюртук обряжается Сергей, словно узурпируя у Зиновия его статус.

Сцены, которые всегда настораживают, если не напрягают в этой опере – глумление над Аксиньей, насилие над Катериной, – сделаны с тактом и чувством меры, хотя и предельно ясно по посылу: в первом случае через условность, во втором – с помощью уместного затемнения. Сцена с Нигилистом купирована – от него остался только мимический персонаж – интеллигентик с сачком и ведерком, однако с помощью пластического этюда вся его история донесена до публики в краткой мизансцене весьма ясно. Принципиально отлична от всех сцен финальная – каторга. Пространство в ней максимально открыто, словно Катерина наконец получила желанную свободу, которая теперь ей не мила. Этот контраст пространств сообщает спектаклю дополнительную драматическую силу, а также чувство катарсиса в безрадостной во всех отношениях истории. 

Фотограф Александр Потапов