От Моцарта до Моцарта

Следом за Элисо Вирсаладзе в Москве появилась еще одна великая пианистка старшего поколения – Елизавета Леонская, только уже под эгидой «Зарядья». Программа ее клавирабенда в Малом зале представляла своего рода круговую панораму музыки Вены от Моцарта и до… Моцарта. С учетом бисов все выстроилось симметрично: в первом отделении – Моцарт, Берг, Шуберт, во втором – Бетховен, Шёнберг, Моцарт. Конечно, традиционная логика продиктовала бы иную последовательность: классицизм, романтизм, нововенцы. Но та же логика едва ли допускала бы возможность исполнения Шёнберга в качестве биса…

Леонская, которой в этом году предстоит отметить весьма солидный юбилей, находится в превосходной форме – пусть даже и с определенной поправкой на то, что гибкость пальцев с годами не могла не уменьшиться. Первые такты Восемнадцатой («Охотничьей») сонаты прозвучали немного тяжеловесно, но уже буквально минуту спустя мы наслаждались идеальным Моцартом. И как тут было не вспомнить, что моцартовские произведения Леонская играла когда-то в ансамбле с самим Рихтером… А затем резким стилистическим контрастом ворвалась Первая соната Берга. Конечно, в этом раннем опусе едва ли угадаешь будущего творца «Воццека» и «Лулу», но вот автор Скрипичного концерта «Памяти ангела», пожалуй, все же порой проглядывает. Однако если не знать, что именно играется, то первая мысль будет о… Скрябине. Леонская и здесь была абсолютно убедительна. Завершили отделение «Три пьесы» (op. 946) Шуберта. Полутора годами ранее Леонская играла в том же зале две его сонаты – Семнадцатую и Двадцать первую. Теперь – вот этот триптих, словно бы еще одна соната. И здесь, как и в Моцарте, пианистка была на недосягаемой высоте.

Второе отделение изначально состояло лишь из Тридцать второй сонаты Бетховена. Леонская снова показала себя выдающимся интерпретатором. Начало поражало поистине титанической силой, в финале же звучали не столько предощущение грядущего перехода души в мир иной и смирение с этим, сколько непрекращающиеся попытки удержать ускользающую жизнь и постепенное угасание.

Казалось бы, какие тут еще бисы? Но зал упорно не хотел отпускать пианистку, и тогда прозвучал целый цикл (пусть даже длительностью около семи минут) – «Шесть коротких пьес» Шёнберга, в данном контексте воспринимавшийся своего рода постскриптумом к последней бетховенской сонате. А венчала все медленная часть Шестнадцатой сонаты Моцарта, и лучшее завершение трудно было бы придумать.

На следующий вечер, в Большом зале, получила продолжение бетховенская линия: Леонская в сопровождении МГСО под управлением Ивана Рудина сыграла Четвертый и Пятый концерты. И это тоже было по-своему совершенно. Рудин-младший и его оркестр старались аккомпанировать с максимальной чуткостью.

Бунтари и пророки в красках и звуках

Кстати, о Шёнберге. Вообще-то наши пианисты играют его очень редко. А тут, по любопытному совпадению, одно и то же произведение прозвучало аж дважды на протяжении недели: спустя несколько дней после Леонской «Шесть коротких пьес» сыграл Юрий Фаворин в музее «Новый Иерусалим» – только уже не на бис, а в основной программе…

Клавирабенд Фаворина проходил в рамках цикла Юлии Де-Клерк «Время, вперед», приуроченного к выставке Александра Лабаса. Лекция называлась «Бунтари и пророки новой музыки», а сам концерт – «Краски и звуки». «Бунтарей и пророков» представляли Клод Дебюсси, Александр Скрябин, Арнольд Шёнберг, Николай Рославец, Бела Барток и Оливье Мессиан (в лекции, правда, едва ли не столько же внимания, сколько всем им вместе взятым, было уделено Игорю Стравинскому, в программу концерта, однако же, не включенному). Как сообщила потом Юлия Де-Клерк, часть программы Фаворин подготовил специально к этому вечеру. Из этой части, я думаю, можно смело исключить Дебюсси, чьи «Шесть античных эпиграфов» (цикл изначально написан для фортепиано в четыре руки, но позднее композитор сделал также и транскрипцию для двух) открыли концерт. И не только потому, что его – в отличие от большинства последующих сочинений – пианист играл наизусть. Здесь уже с самого первого звука случилось идеальное попадание в «воздушное пространство» композитора, в эти самые «краски и звуки». (Впрочем, за последние годы мне лишь единожды довелось слышать, как Фаворин не совсем попал в тот или иной материал, – это был Первый концерт Брамса.) Столь же идеальным казался и его Скрябин, хотя вовсе не исключено, что из четырех небольших циклов (плюс отдельно висящий «Листок из альбома») что-то, действительно, исполнялось им впервые. На слух, однако, это обстоятельство практически никак не ощущалось – ни в скрябинских, ни во всех прочих сочинениях программы. Все было исполнено на высочайшем уровне, с полным погружением, с точным ощущением духа и стиля. Все слушалось на одном дыхании, по-настоящему увлекая и захватывая. Искусство выдающегося пианиста заставляло забывать о сложности для восприятия тех или иных произведений, приобретавших под его руками почти классическую ясность и стройность.

Надо заметить, что в абсолютном большинстве произведения этой программы принадлежали к числу раритетов. Некоторые из них вообще, похоже, никогда не исполнялись нашими пианистами (во всяком случае, в доступных записях их имен не встретишь). Так обстояло дело, например, с «Семью эскизами для фортепиано» (op. 9b) Бартока или с «Кантейоджайей» Мессиана…

Приношение великому «предшественнику»

От этого концерта, посвященного авангарду двадцатого столетия, ниточка потянулась совсем даже в глубь веков – в эпоху барокко. Среди тех, на кого опирался Дебюсси при выработке собственного стиля, Де-Клерк упомянула Франсуа Куперена. А уже на следующий вечер музыке великого «предшественника» был посвящен целый концерт в Рахманиновском зале консерватории.

Московская консерватория уже второй сезон проводит в Рахманиновском зале концерты абонементного цикла «Приношение Франсуа Куперену» к 355-летию со дня рождения одного из столпов французского барокко. Среди главных участников – возглавляемый клавесинисткой Дарьей Борковской ансамбль Musica Tempora, специализирующийся едва ли не в первую очередь именно на французах. В этот раз Борковская в первом отделении выступала соло, сыграв две сюиты, а во втором вместе с ансамблем исполняла три концерта. В его состав входили также Ирина Рабчевская (барочная скрипка), Ульяна Живицкая (траверс-флейта, блокфлейта), Аглая Голубева (барочный гобой), Руст Позюмский (виола да гамба) и Ася Гречищева (теорба и барочная гитара).

Рахманиновский – пожалуй, самый большой среди тех московских залов, где более или менее полноценно звучит клавесин. И в первом отделении можно было сполна оценить мастерство Дарьи Борковской. Но все же наиболее яркой частью вечера стали концерты Куперена из цикла «Объединенные вкусы», известные также под названием «Новые концерты». Здесь были хороши все участники – как в качестве солистов, так и в общем ансамбле. И мы сполна насладились барочным драйвом, какового все же немножко не хватало в первом отделении.

Барокко от Перголези и… Стравинского

Главным событием, связанным с барокко – и одним из самых сильных музыкальных впечатлений последнего времени, – стал концерт в КЗЧ оркестра La Voce Strumentale под управлением Дмитрия Синьковского. Этот коллектив хорош в любом репертуаре, но именно на территории барокко способен обойти едва ли не всех конкурентов. Программа вечера во многом продолжила ту, что музыканты представили месяцем раньше в «Зарядье», – «Перголези – гений барокко». Но если тогда играл лишь небольшой ансамбль без дирижера, то теперь был задействован полный состав. И главным героем вновь был Перголези: в первом отделении звучала его кантата Stabat Mater, во втором – написанный якобы по его мотивам «Пульчинелла» Стравинского.

Stabat Mater доводилось слышать неоднократно, но это исполнение я бы без колебаний назвал лучшим. Едва ли не впервые удалось в полной мере почувствовать и оценить весь масштаб гения Перголези, вставшего здесь вровень с самим Бахом. Синьковскому, дирижировавшему со скрипкой в руках, удалось уже с самых первых звуков погрузить зал в истинно барочную атмосферу, наполненную духом высокой трагедии. Музыка звучала откровением, вызывая восторг и душевный трепет. Изумительно хороши были главные наши барочные звезды Диляра Идрисова и Яна Дьякова, чьи голоса прекрасно сливались в дуэтах и пленяли каждый в отдельности.

Совершенно неожиданным оказался «Пульчинелла». Если подлинность использованных Стравинским тем Перголези не раз подвергалась сомнению, то факт, что композитор в этом своем опусе стилизовал именно барокко, никем вроде бы не оспаривался. Но никому еще, кажется, не приходило в голову играть «Пульчинеллу» именно как барочную музыку – со всеми соответствующими аффектами и приемами, на исторических инструментах. Синьковскому – пришло. И получилось просто блистательно. Хороши были и солисты – Мария Калинина, Сергей Кузьмин, Александр Миминошвили. Только, в отличие от Stabat Mater, где пение являлось главным выразительным средством, здесь солисты становились одной из тембровых красок, основными же бенефициарами были оркестр и дирижер.

Успех концерта оказался столь огромным, что бисировать пришлось в каждом отделении. В первом Идрисова с Дьяковой повторили один из дуэтов, а во втором бисировались фрагменты финала. И складывалось ощущение, что повторись еще раз целиком вся программа, большинство слушателей никуда бы не ушли, восторженно внимая каждой ноте. 

P.S. Читателей удивит отсутствие фотографий Елизаветы Леонской. К сожалению, Елизавета Ильинична запретила публиковать свои снимки (не только в СМИ, но даже и в рекламе концертов). Мы не можем не уважать волю великой пианистки