Американцы и француз

Главным героем нынешнего «Крещенского фестиваля» в «Новой опере» стал Сэмюэл Барбер. Фестиваль открылся российской премьерой его «Ванессы», но музыка американского классика 20-го столетия была представлена также и в двух концертных программах. Мне довелось услышать только первую из них, где исполнялись Концерт для скрипки с оркестром Барбера и Симфония №3 «Каддиш» Леонарда Бернстайна. Почему Бернстайн? Потому что идея фестиваля – представить Барбера в окружении друзей и современников. Кроме того, концерт был посвящен Международному дню памяти жертв Холокоста, и «Каддиш» тут абсолютно в тему. Таким образом, «фоновый» Бернстайн в этот вечер определенно выиграл у титульного Барбера, хотя его Скрипичный концерт очень даже хорош, и Дария Зиатдинова вместе с оркестром под управлением Федора Леднёва сыграла его наилучшим образом. Но симфония «Каддиш» – благодаря своему масштабу, необычной форме и не в последнюю очередь содержанию – несколько сдвинула на себя основной фокус внимания.

Симфонией с участием солистов и хора давно уже никого не удивишь, но вот включение в нее еще и голоса чтеца (причем на протяжении всего произведения), оказывающегося более значимым, нежели сольная партия, – такое для нас в новинку. Маэстро Федор Леднёв даже назвал его в интервью «концертом для чтеца с оркестром». Театр не пошел по «аутентичному» пути, когда разговорный текст произносится строго на том языке, на каком написан, и поступил абсолютно правильно. Текст здесь слишком важен, и никакие титры живого слова не заменят. Перед нами не что иное, как монологи узника Освенцима, в ожидании смерти общающегося с Богом, одновременно делясь сокровенным и упрекая Его в том, что все это допустил. В роли Чтеца выступила уникально одаренная Александра Урсуляк. Она была, как всегда, артистична и выразительна, а ее голос очень органично вписался в музыкальную ткань. Хороши были также солистка Валерия Бушуева, оркестр и хор «Новой оперы», к которому присоединился и Хор мальчиков Хорового училища им. Свешникова (худрук и хормейстер Алексадр Цимбалов). Благодаря усилиям Федора Леднёва все они составили единое целое, и исполнение симфонии Бернстайна оставило на редкость сильное впечатление.

***

Еще одним героем фестиваля стал Морис Равель, у которого в этом году – полноценный полуторавековой юбилей. Ему посвятили балетную премьеру – «Болеро» – и специальную концертную программу (в заключительном концерте, на котором я не был, музыка Равеля также звучала – наряду с сочинениями Барбера, Митропулоса и Прокофьева). Программа называлась «Равель. Песни», но на деле в ней присутствовали сочинения не только Равеля, а наряду с песнями – также и инструментальные пьесы. Участвовали в этом концерте солисты оперной труппы и музыканты оркестра театра, а душой всего происходящего, главной героиней и главным организатором была пианистка Татьяна Сотникова. Она не только придумала, составила и подготовила эту программу, но и участвовала во всех без исключения номерах. А их было столь много, что концерт – почти неслыханная вещь – поделили на три отделения. Неудачных номеров здесь не было в принципе, а вот необязательные все же попадались. Едва ли, мне кажется, стоило включать в программу романсы Бородина и Мусоргского: влияние русских композиторов на Равеля – отдельная большая тема, требующая, помимо всего прочего, еще и соответствующих комментариев.

Среди участников в первую очередь стоит выделить блистательную Викторию Яровую – звезду мирового уровня, превосходно спевшую равелевский цикл «Естественные истории». Заслужили быть отмеченными также Екатерина Петрова, Мария Буйносова, Илья Кузьмин, Маргарита Некрасова, Валерия Пфистер, Кристина Бикмаева. Добавил бы в этот ряд и многоопытного Алексея Антонова, если бы не его французский: складывалось ощущение, что певец механически заучил текст по слогам, не озаботившись адекватной артикуляцией… Достойно показались и инструменталисты: Малика Мухитдинова (флейта), Анна Июдина (скрипка), Татьяна Сарасек (виолончель), Эмиль Мирославский (гобой). Назову заодно и пианиста Евгения Захарова, сыгравшего с Сотниковой одну из равелевских пьес в четыре руки.

Два романтика

В Камерном зале ММДМ сугубо романтическую программу представил Яков Кацнельсон. Концерты этого изумительного пианиста – всегда событие, негромкое, но истинно художественное. В его репертуаре в огромных количествах представлена музыка барокко и классицизма, романтизма и импрессионизма, едва ли не все основные течения 20-го столетия. А наиболее близким почти всякий раз кажется именно то, что он играет сегодня. В его игре находится место и живому чувству, и размышлениям, и все это отражается во фразировке, тембре, интонации…

В первом отделении звучали исключительно сочинения Шопена. Все было предсказуемо хорошо – и по качеству игры, и по общему настроению, – но некоторым ноктюрнам и мазуркам немного не хватало естественного дыхания. Лучшей же стала Баллада №1. Но вот открывшие второе отделение шопеновские же «Шесть польских песен» в обработке Листа – это был сплошной восторг. Незадолго до концерта я послушал запись Клаудио Аррау, но в итоге все же отдал предпочтение исполнению Кацнельсона, в котором было ничуть не меньше виртуозного изящества и музыкальной тонкости, но, пожалуй, больше полета вдохновения. Чрезвычайно хороши были пьесы из «Годов странствий» Листа – «Венеция и Неаполь», а также сыгранные на бис «Фонтаны Виллы д’Эсте». Последним бисом стала редко звучащая «Элегия» Вагнера продолжительностью около полутора минут. Оказывается, и этот гигантоман не был чужд лаконичности.

Пастораль и бездна

В программе Дмитрия Юровского с БСО сошлись две Шестых симфонии – «Пасторальная» Бетховена и «Патетическая» Чайковского. Обе он уже не раз исполнял, последнюю – прямо в этом сезоне, но со светлановским ГАСО. С БСО же это было лишь третье их совместное выступление (первое состоялось в сентябре в рамках петербургских гастролей коллектива), но проблем с взаимопониманием отнюдь не возникало. Если и были опасения, что в произведениях, многократно игранных коллективом, музыкантов будет трудно сдвинуть с наезженной колеи, то они не оправдались. Оркестр во всем следовал за маэстро и играл с полной отдачей.

Дмитрий Юровский не принадлежит к числу тех, кто непременно стремится исполнять хрестоматийные сочинения так, как еще никто прежде не делал. И в его «Пасторальной» не было попыток отыскать в этой кристальной ясности некое «двойное дно». Трактовка была идеально выверенной по форме и стилю, доставляя подлинное эстетическое наслаждение.

В интерпретации «Патетической» тоже в общем не возникало ничего особенно неожиданного. Она была строгой, сбалансированной и вместе с тем очень эмоциональной. Только эмоции у Юровского всегда под контролем и внешне почти не проявляются. В первой части драматического напряжения было более чем достаточно, однако без перехлестов: этот внезапный слом – еще не апокалипсис, но, скорее, вдруг напомнившая о себе адская бездна, «страшное виденье» которой является герою симфонии, а заодно и слушателю, как призрак Графини Герману. В третьей части дирижер не то чтобы уж слишком педалировал, но и не затушевывал агрессивного характера марша-шествия. И трагически безысходный финал после него наводил на мысли о том, к чему, как правило, ведет чрезмерный массовый энтузиазм. Тут, пожалуй, трудно не согласиться с ведущим концерта Артемом Варгафтиком, что финал этот – вовсе не самооплакивание композитора, а некий взгляд в будущее…

Необъявленный бенефис

В БЗК Федор Безносиков на протяжении двух вечеров подряд дирижировал двумя оркестрами из числа самых лучших. Подобное случается не слишком часто, а уж когда речь о дирижере, чуть больше года назад сделавшем первые шаги в профессии, и вовсе может считаться событием исключительным.

Первый из двух вечеров был посвящен русской музыке. Безносиков стоял за пультом ГАСО им. Светланова, а в качестве солиста выступал Александр Ключко. В первом отделении прозвучал Второй концерт Рахманинова. Выступление Ключко особо удачным не назовешь: он играл не слишком ярким звуком и как-то внутренне заторможенно, хотя отдельные эпизоды и фразы звучали очень даже неплохо. Но то, чего не хватало солисту, с лихвой восполнял оркестр под руководством Безносикова. Вот здесь в изобилии присутствовали и рефлексии, и экстазы, и половодье лирических чувств.

Во втором отделении исполнялись сочинения Бородина. Сначала прозвучали «Половецкие пляски» из «Князя Игоря», в которых дирижер продемонстрировал мощнейшую энергетику. Затем последовала Вторая симфония, прозванная «Богатырской». Композитор, правда, подобного названия ей не давал, да и звучала она вовсе не в том виде, в каком он ее написал, а в традиционно считающейся канонической версии Римского-Корсакова и Глазунова. (Как ни странно, многие до сих пор не знают, что авторская редакция, исполнявшаяся при жизни Бородина, не просто полностью сохранилась, но и уже лет десять как восстановлена и издана Анной Булычевой, неоднократно звучала в концертах: только за последние полгода к ней обращались РНО с Александром Рудиным в Сочи и La Voce Strumentale под управлением Владислава Лаврика в Нижнем Новгороде.) Здесь не место подробно останавливаться на различиях двух редакций. Если вкратце, то в неавторской версии пышнее оркестровка и во многом нивелирована драматическая конфликтность, особенно в первой части, которой придан характер более эпический и торжественный. Безносиков и в этих рамках сделал все возможное, чтобы симфония не воспринималась этаким статичным монументом неким безымянным богатырям (к каковым Бородин, если вспомнить его одноименную неоконченную оперу, сравнительно недавно возвращенную в обиход, относился, скорее, с иронией). Симфония прозвучала у Безносикова ярко и полнокровно. В чем-то, возможно, даже ярче, чем на известной записи того же оркестра со Светлановым, у которого, конечно, все было отточенней, но вместе с тем и несколько отстраненней. Запись ведь можно доводить до совершенства сколь угодно долго, жертвуя, однако, при этом непосредственностью и живым дыханием концертного исполнения.

На следующий вечер – уже с РНО – звучали Первый концерт Брамса с Юрием Фавориным и Седьмая Бетховена. В Брамсе дирижер не только был достойным партнером выдающегося солиста, но и явно вкладывал в эту музыку больше души. (Подчас казалось, что Фаворин в ней еще не полностью обжился. Планку качества, впрочем, он неизменно держал на высоте, но свой музыкально-художественный уровень более всего продемонстрировал во второй части. Зато исключительно хороша во всех отношениях была сыгранная им на бис одна из картин-впечатлений Р.Штрауса).

С особым интересом я ждал Седьмую симфонию. Это было первое к ней обращение Безносикова, и оно стало несомненной удачей. Пусть в первой части и в финале он подчас чуть-чуть пережимал по части темпов и звуковой динамики, это нисколько не нарушало общего характера и не оборачивалось крупным помолом. Симфония шла на одном дыхании, форма выдерживалась, бетховенский дух веял по полной, и огня тоже хватало.

Эти два концерта в БЗК можно, наверное, посчитать неким водоразделом в творческой карьере молодого музыканта, началом нового этапа, признанием в качестве не только одного из лидеров своего поколения, но уже и одного из наиболее талантливых и перспективных дирижеров России. А ведь формально Безносиков еще студент Московской консерватории, ему остается год с лишним до выпуска, но он уже сейчас выглядит за пультом увереннее иных более опытных маэстро.