Входящий сегодня в число лучших дирижеров мира сэр Антонио Паппано посетил Латвию не первый раз. В 2013 году в Латвийской национальной опере он с огромным успехом представлял сочинения Чайковского и Рахманинова – также с оркестром Санта-Чечилия, а в 2016-м – музыку Бетховена и Элгара с Лондонским симфоническим оркестром. Нынешняя программа была посвящена 100-летию со дня рождения Леонарда Бернстайна и включила в себя помимо практически неизвестной у нас его первой симфонии «Иеремия» любимые американским музыкантом произведения Гайдна и Малера.

Вечер в зале «Дзинтари» открылся вступлением к оратории Гайдна «Сотворение мира», живописующим, по замыслу автора, возникновение пространства из хаоса. В этой небольшой увертюре Гайдн использовал довольно смелые для своего времени созвучия, эффектно подчеркнутые Паппано, перешедшим практически без паузы после Гайдна к сочинению Бернстайна. Ясность, чистота и строгость внезапно сменились душевными терзаниями, выраженными в изломанных линиях симфонии «Иеремия», созданной в США в 1943 году – в разгар бушевавшей в Европе войны. Работавший тогда ассистентом у Сергея Кусевицкого молодой Бернстайн явно находился под влиянием Шостаковича: медленный и суровый монолог первой части «Пророчество», переходящий от духовых к струнным, по характеру очень напоминал начало Шестой симфонии, созданной несколькими годами ранее. В финале своей первой симфонии Бернстайн цитирует на иврите библейский текст из книги «Плач пророка Иеремии» (едва ли не первый яркий пример использования иврита в академической симфонической музыке). Американская меццо-сопрано Элизабет Де Шонг выразительно декламировала древние стихи, а всегда очень внимательный к вокалистам Паппано выстроил почти что экспрессивную оперную сцену, в которой оркестровые голоса были подобны хору, сопровождавшему пение солистки.

Кульминацией и главной интригой концерта стало исполнение Первой симфонии Малера. Открытое пространство «Дзинтари» сыграло свою роль в восприятии музыки. Неизбежно доносившиеся с улицы шумы порой вступали с ней в любопытный резонанс (сидящая на сосне птица цокала в первой части практически в такт), а с другой стороны – мешали более внимательно сосредоточиться на партитуре. Дирижер в соответствии с авторскими указаниями отделил группу оркестрантов (трубачи в первой части играли, стоя на ближайшей дюне), но «работающие» в хорошем концертном зале акустические эффекты, конечно, неизбежно терялись, а звуки проносившихся по проходящей недалеко дороге мотоциклов явно были лишними. Впрочем, даже в этих непростых условиях Паппано удалось выстроить стройную и убедительную концепцию.

Имеющий огромный опыт работы в оперном театре маэстро представил малеровское полотно как ряд драматических сцен, в которых минуты созерцания и умиротворения сменялись печальной рефлексией, гротеском и даже вспышками ярости. Общая динамика была устремлена к финалу с его трагическими вопрошаниями и жизнеутверждающими ответами. Даже популярный «Траурный марш в манере Калло» запомнился не так, как последняя часть, проведенная дирижером с невероятной энергией и силой. Переданные в музыке боль, отчаяние и последующее освобождение и восхождение к сияющему свету (ослепительный завершающий ре мажор) эмоционально захватили и не отпускали публику, а тщательно отработанные детали и штрихи (например, острые «реплики» альтов при переходе к заключительной части) заставляли восхищаться мастерством оркестра и дирижера.

Подготовленные Паппано два биса (изящная Italiana из «Старинных арий и танцев» Респиги и быстрая часть увертюры к «Вильгельму Теллю» Россини) стали прекрасной разрядкой после бушевавших в Малере страстей, но заодно и ответом, какая программа могла бы идеально прозвучать на подобных open air концертах в окружении сосен и моря.

На снимке: А. Паппано