Реформатор европейской музыки Гектор Берлиоз был не слишком удачливым композитором. Слава не обошла его при жизни, он много гастролировал, и в том числе дважды продолжительно посетил Россию, однако современники находили слишком сложным и вычурным его язык, так что в топ «популярных авторов» Берлиоз не вошел. Да и потомки, строго говоря, по-настоящему оценили одно, максимум два сочинения: это «Фантастическая» симфония и «Гарольд в Италии». У театральных сочинений Берлиоза судьба еще менее завидная – интерес к ним стал расти лишь в последнее время и пока далек от обожания Верди или Пуччини.

«Осуждение Фауста» по сравнению с другими операми Берлиоза исполняется чаще, хотя, строго говоря, это не опера. Жанр определить сложно: авторское указание «драматическая легенда» – скорее поэтическая метафора. «Осуждение» вобрало в себя черты оперы, балета, оратории и программной симфонии, и единственное, что можно сказать определенно, учитывая яркую, выразительную, броскую, полную сочных контрастов музыку, – это очень театральное произведение, оно так и просится на сцену.

До сценического воплощения «Осуждения Фауста» Берлиоз не дожил – оно состоялось в Опере Монте-Карло спустя четверть века после смерти композитора. В России же театральной премьеры пришлось ждать еще дольше – полтора столетия, и это притом что Берлиоз пользовался у нас заслуженным уважением еще при жизни (для «Могучей кучки» был во многом законодателем мод).

Перемены принес нынешний сезон: сразу два российских театра вдруг взялись за «Осуждение». И если Астраханский театр оперы и балета открывал свой сезон этой постановкой (в режиссуре Константина Балакина), то Большой поставил финальную точку в сезонной афише.

В Большом театре «Осуждение Фауста» звучало не раз, начиная с XIX века, последнее исполнение состоялось в 2002-м, когда отечественной приме Ирине Долженко в партии Маргариты ансамблировали именитые иностранные гастролеры Дэвид Кюблер (Фауст) и Жозе ван Дам (Мефистофель). Спустя четырнадцать лет, уже для постановки театрализованной версии, команда подобралась вновь интернациональная как по части вокалистов, так и постановщиков. Срежиссировать первого габтовского «Фауста» позвали великого немца Петера Штайна, на трагедии Гёте собаку съевшего. Он привел с собой европейскую гвардию – сценографа Фердинанда Вегербауэра, художников по костюмам Нану Чекки и по свету Иоахима Барта. Музыкальной частью занялся сам Туган Сохиев, который после многолетнего пребывания в Тулузе (где руководил местным оркестром) слывет у нас специалистом по французской музыке. Вокальный каст усилили солистами Театра Станиславского и Немировича-Данченко, а также иностранцами и русскими вокалистами, преуспевающими за рубежом (у премьеры два с половиной состава певцов, а в начале нового сезона ожидаются еще вводы).

Все обещало спектакль необычный, подлинную театральную феерию, тем более что материал при всей сложности – благодатный: масштабный, идейный и просто красивый. Однако результат оказался весьма умеренным. Нет, конечно, это неплохо – и Штайн, и Большой, это, безусловно, бренды, определенный уровень они держат всегда. Но даже по сравнению со «Аидой» в «Стасике», штайновская работа в Большом выглядит гораздо слабее. Вроде та же простота, те же очевидные, но глубокие решения, однако в философской притче Берлиоза, а он гораздо ближе к гётевскому оригиналу, нежели, например, Гуно с его лирико-сентиментальным «Фаустом», эти привычные для Штайна ходы не работают столь же эффективно. В интервью перед премьерой режиссер декларировал желание деромантизировать Берлиоза – непонятно только, зачем: ведь романтический пафос композитора очень искренен, он не предполагает постмодернистской дистанции и насмешки. Следуя своей концепции, Штайн почти все показывает на сцене в лоб, очень буквалистски и прямолинейно – вот демоны с рожками, вот ангелы с нимбами, вот полет на конях апокалипсиса, а вот разверзшаяся преисподняя. Такая нарративная иллюстрация сильно отдает душком голливудского шоу, и надо обладать очень изощренным умом, чтобы за ним разглядеть истинный посыл режиссера на обострение смыслов через отстранение.

Музыкальная часть также оставила вопросы. Год назад в «Кармен» (заметим: снова французская музыка) маэстро Сохиев демонстрировал экспрессию и изящество. Теперь его будто подменили – все ровно, медленно и почти скучно. Заковыристая партитура Берлиоза как-то лишилась своего истинного размаха, явив то, что обычно более всего отпугивает в этом композиторе, – претензию и заумь. Вокалисты показались в целом ярче и где-то даже спасли положение: чувственное меццо Ксении Дудниковой (Маргарита), сочный бас Александра Виноградова (Мефистофель) и приятный, хотя и далекий от совершенства тенор мексиканца Артуро Чакон-Круса (Фауст) были убедительны и сольно, и в ансамблях.

Фото Дамира Юсупова – Мефистофель