Аристократы и русалки

Опере были посвящены два с половиной вечера. В КЗЧ Пермский театр оперы и балета представил «Замок герцога Синяя борода» Белы Бартока (с эксклюзивными дополнениями Валерия Воронова), в «Зарядье» Госкапелла Валерия Полянского исполнила «Джезуальдо» Альфреда Шнитке, а в БЗК симфонический оркестр студентов Московской консерватории под управлением Дмитрия Юровского – третий акт «Русалки» Антонина Дворжака.

В опере Бартока главным действующим лицом стал оркестр во главе с Федором Леднёвым. Не подкачали и солисты – Наталия Ляскова (Юдит) и Гарри Агаджанян (Герцог). Первая была хороша почти безоговорочно. Второй – выразителен и музыкален, однако не всегда выдерживал высокую тесситуру партии, да еще и в состязании с оркестром, притом что последний не то чтобы уж очень злоупотреблял предельными звучностями (без коих совсем обойтись партитура не позволяет).

Музыка, дописанная Валерием Вороновым по заказу театра, интересна сама по себе и вполне могла бы звучать отдельно от оперы. Речь о развернутом оркестровом вступлении и лаконичной финальной постлюдии. Композитор заверяет, что там нет ни одной его собственной ноты: он лишь «пересобрал» те или иные элементы бартоковской партитуры. Добавляет ли что-то опере такой вот «бонус» помимо длительности звучания – вопрос дискуссионный. Вероятно, при театральном воплощении это давало какие-то дополнительные возможности режиссеру Евгении Сафоновой. Хотя и эта версия не была совсем уж сугубо концертной: активную роль играли видеокартины на трех больших экранах, отнюдь не дублировавшие, но дополнявшие друг друга, сочетая конкретику (вроде внутренних интерьеров замка) с чистой абстракцией. Эти визуальные иллюстрации можно было бы воспринимать, по образному замечанию Ярослава Тимофеева во вступительном слове, как своего рода путешествие в подсознание главного героя. Тимофеев, правда, имел в виду, скорее, музыку Бартока, а не визуальный ряд…

***

Шнитке написал «Джезуальдо» по заказу Венской Штаатсопер, где в 1995 году и состоялась мировая премьера под управлением Мстислава Ростроповича. Российская концертная премьера была осуществлена в 2000 году Валерием Полянским и его Госкапеллой. Теперь, в связи с 90-летием со дня рождения композитора, они вновь обратились к этой партитуре.

Как и многие в зале, я слушал «Джезуальдо» впервые. Сочинение едва ли можно отнести к шедеврам, хотя в нем, безусловно, есть впечатляющие страницы, прежде всего – хоровые, выдержанные вполне в духе Ренессанса и не без оглядки на творчество самого Карло Джезуальдо. Что касается вокальных партий, то они написаны преимущественно в очень высокой тесситуре и крайне неудобны для вокалистов, а потому найти адекватных исполнителей проблематично. Полянскому, и в принципе-то нечасто приглашающему певцов со стороны, пришлось полностью довольствоваться солистами Госкапеллы. Кто-то пел более прилично, кто-то менее. К числу первых можно отнести Юлию Томину (Маддалена Караффа) и еще некоторых исполнителей партий второго плана. Главную героиню Полянский отдал на откуп своей любимице Людмиле Кузнецовой – певице сомнительных вокальных достоинств, более уместных в харáктерном репертуаре. Впрочем, поскольку в этой партии нет кантилены и вообще чего-либо «белькантоподобного», пение ее все же не столь раздражало.

Либретто оперы в оригинале написано на немецком, но пели по-русски (Полянский использовал сделанный к российской премьере по заказу Гёте-института перевод Алексея Парина). Доброй половины слов при этом все равно было не разобрать. Отчасти выручали титры, не всегда, впрочем, совпадавшие с тем, что пелось – и не только в смысле рассинхронизации, – а то и вовсе исчезавшие.

Полянский – давний специалист по творчеству Шнитке, да и современная музыка ему в принципе удается лучше, нежели классическая. «Джезуальдо» он продирижировал в целом вполне достойно. И, конечно, при всех оговорках, он и его коллектив заслуживают благодарность уже хотя бы за редкую возможность вживую услышать эту оперу. В следующий раз таковая представится, думаю, не ранее 100-летнего юбилея композитора.

***

Дмитрий Юровский и симфонический оркестр студентов Московской консерватории всю программу концерта в БЗК посвятили Дворжаку. Третий акт «Русалки» занял второе отделение, а в первом прозвучал нечасто исполняемый у нас Концерт для скрипки с оркестром, в котором солировал Александр Тростянский – качественно, хотя и без откровений.

Главным событием вечера мыслилась и действительно стала «Русалка». Сольные партии в основном исполняли студенты и аспиранты консерватории. Исключение составили София Бачаева (Русалка) – до недавнего времени состоявшая в труппе Новосибирского театра оперы и балета, а ныне заявленная как приглашенная солистка Омской филармонии – и Олег Долгов из Большого театра (Принц). Бачаева в целом произвела приятное впечатление, хотя партия ей, похоже, не совсем по голосу. У Долгова же с партией Принца отношения не сложились еще в Большом, и в этом смысле мало что изменилось. Неплохо показались Анна Прилепко (Баба-Яга), Юрий Кобяшов (Водяной) и особенно – Арина Веревкина, Дарья Шаврина и Аполлинария Фролова (три нимфы).

Интереснее всего было наблюдать за метаморфозой, происходившей с оркестром. Поначалу ощущалось, что и инструменты у студентов оставляют желать лучшего, и сами они не всегда на высоте. Но постепенно стараниями дирижера общее звучание приобретало все более качественный и почти что монолитный характер. В финале оперы стало даже казаться, что перед нами – настоящий профессиональный оркестр.

Экстаз, еще экстаз

Творчеству Скрябина – еще одного позднего романтика – свою программу в «Зарядье» посвятил ГАСО Республики Татарстан под управлением Александра Сладковского. К первоначально заявленным Концерту для фортепиано с оркестром и Третьей симфонии добавили «Поэму экстаза», чего делать, наверное, не стоило: это сочинение по самой сути своей является кульминационным, и давать его на «аперитив» – идея несколько странная. Тем более что в завершавшей программу Третьей симфонии («Божественной поэме») всяческих экстазов более чем достаточно. А вот в «Поэме экстаза» как раз экстаза-то и не хватило: дирижер с оркестром еще недостаточно разогрелись. Все было сыграно качественно, но, пожалуй, не более того.

Концерт для фортепиано с оркестром прозвучал значительно интереснее. Отлично справился с ним и Кирилл Роговой – победитель недавнего GrandPiano. Правда, нет-нет да и возникали сомнения: та ли музыка им играется, Скрябин это или Шопен, Чайковский, Рахманинов? Положим, основания для подобных сомнений дает и само сочинение, написанное композитором в двадцать с небольшим, но и юный пианист, кажется, еще не слишком заботится о стилистических тонкостях…

Кульминацией стала Третья симфония. Показалось, правда, что первая часть («Борьба») и вторая («Наслаждения») получились у Сладковского более внятно и убедительно, нежели «Божественные игры» финала. «Небесные» материи, думается, вообще не слишком близки маэстро. Но, так или иначе, дирижировал он с большим воодушевлением, и оркестр сыграл симфонию превосходно.

Серые облака

Еще одна программа, посвященная музыке романтизма, прозвучала в Зале им. Шнитке ММДМ. Только это был зрелый, а не поздний романтизм. Михаил Лидский играл сочинения Листа.

Лидский – фигура неоднозначная. Он, безусловно, мастер, серьезный, вдумчивый музыкант со своим лицом. Однако его исполнительская манера, что называется, на любителя. В ней нет романтических и каких-либо еще излишеств, но присутствуют крайности иного рода. Игра почти лишена живой, чувственной интонации, звуковая палитра монохромна, темпы по большей части замедленные, и время кажется застывшим. Не хватает воздуха. В чем пианиста точно не упрекнешь, так это в недостаточном погружении в материал. Только вот, погружаясь, он подчас забывает о слушателе, ведя некий внутренний диалог даже не с композитором, но с самим собой.

В первом отделении звучали отдельные пьесы – такие, например, как «Бессонница: вопрос и ответ», «Обручение», «Серые облака», Баллада №2 и другие, исполняемые без перерыва; во втором – 12 трансцендентных этюдов. Но настроение, выраженное в «Серых облаках», во многом, кажется, распространилось и на них.

Слушающему 12 трансцендентных этюдов впервые, вероятнее всего, показалось бы, что это – поверхностная, технически изощренная, однако довольно скучная музыка, время от времени оживляемая усилиями пианиста. Мне же вспомнилось сравнительно недавнее (в феврале нынешнего года) феноменальное их исполнение Александром Кашпуриным в Галерее Нико, после которого мало кто усомнился бы в том, что речь идет о музыкальном шедевре. Между тем, слушая Лидского и отдавая дань уважения его мастерству, я начинал понимать тех, кто скептически относится к Листу. Ведь он – один из тех композиторов, восприятие которых в самой что ни на есть критической степени зависит от исполнителя. И не столько даже от его технической оснащенности, сколько от способности по-настоящему увлечь этой музыкой слушателя.

Отчалившая Русь и причалившая звезда

Елена Стихина в последние годы весьма близка к тому, чтобы занять место певицы №1 в мире. Один за другим покоряются ей крупнейшие театры и фестивали. В России Стихину чаще можно видеть и слышать в Петербурге, но и в Москве она появляется практически каждый сезон. В прошлом, например, спела Тоску в «Зарядье». А в последних числах октября в тех же стенах прошел ее сольный концерт. Программу певица составила из произведений Свиридова, в числе которых были семь романсов из цикла «Петербург» (на стихи Блока) и восемь – из цикла «Отчалившая Русь» (на стихи Есенина). Партнером ее выступил пианист Павел Небольсин.

Мы уже привыкли, что Стихиной подвластно многое. Например, ей удается быть равно успешной в операх как Верди и Пуччини, так и обоих Рихардов. Вот и в качестве камерной певицы она вполне состоятельна, хотя, надо заметить, далеко не равна себе оперной. Первая проба сил в Свиридове оказалась в целом удачной, хотя иные романсы, предназначенные, скорее, для низкого мужского, а не высокого женского голоса, не обошлись без потерь. Кроме того, в некоторых из них пропадала добрая половина слов. Между тем с дикцией у Стихиной все в порядке, что было заметно и по значительной части этой программы. Вероятно, какую-то часть ее она не успела доучить в полной мере и пела почти что с листа. Но встречались и настоящие исполнительские шедевры. И что еще важно, в Большом зале «Зарядья» прекрасно было слышно каждую ноту, даже спетую на самом что ни на есть piano.

Все же, мне кажется, интереснее и ярче Стихина показалась бы в романсах Чайковского и Рахманинова. Ну а пока уже в этом месяце нас ждет ее Татьяна (опять же в «Зарядье»).

Пятнадцать с плюсом

Пятнадцатый квартет Шостаковича в исполнении Квартета им. Бородина прозвучал в КЗЧ в рамках филармонического цикла Артема Варгафтика «История одного шедевра». Концерт был приурочен к 50-летию со дня мировой премьеры, сыгранной, как известно, не Квартетом им. Бетховена – первым исполнителем большинства сочинений композитора в этом жанре, – но Квартетом им. Танеева в Ленинграде. Почему так произошло, как вообще складывались и развивались взаимоотношения композитора с бетховенцами – обо всем этом увлекательно рассказал Варгафтик. В качестве своего рода портретов того или иного легендарного музыканта Бетховенского квартета звучали фрагменты посвященных каждому из них опусов. Стоило, наверное, все же как-то подчеркнуть, что Квартет им. Бетховена прекратил свое существование около тридцати лет назад, о чем сидевшие в зале в большинстве своем едва ли были осведомлены, дабы ни у кого не возникало вопросов, почему отмечать юбилей пригласили не этот легендарный ансамбль. Бетховенцы ведь в свое время считались первыми в этом жанре. Затем эта роль перешла к бородинцам. Естественно, они и играли юбилейную программу, рассказав вместе с ведущим «историю одного шедевра» своими, музыкальными средствами.

Играли бородинцы, как всегда, эталонно. А на бис решили «вернуться к истокам», исполнив первую часть Первого квартета.

Как напомнил Варгафтик, репертуар ансамбля включает все квартеты Шостаковича. Вот бы им повторить этот цикл – скажем, в будущем году, к 50-летию со дня смерти композитора – в Москве, и не только.