Начиная с конца

Пианисты, на чьих сольных концертах я побывал в начале недели, числятся в молодых, хотя почти десять лет разницы не позволяют безоговорочно отнести их к одному поколению. Сергею Давыдченко через месяц исполнится двадцать, а Константин Хачикян в будущем году переступит порог тридцатилетия. К двадцати можно стать знаменитым – особенно если ты победитель престижного конкурса, – но лишь единицам удается заявить о себе как личности и тем более – музыканте-художнике. А вот если этого не происходит до тридцати, то уже едва ли случится. Хачикяну удалось примерно к двадцати пяти. Хотелось бы верить, что удастся и Давыдченко. Правда, массовый успех и чересчур активная сольная карьера тут не помощники.

Концерт Давыдченко проходил в рамках Третьего московского фестиваля фортепианной музыки имени Эмиля Гилельса. И как тут было не вспомнить, что юный Гилельс, одержав блистательную победу на Всесоюзном конкурсе, нашел в себе силы отказаться от заманчивых предложений по части карьеры и благоустройства в столице, исходивших от самого Сталина, и вернулся доучиваться к своему педагогу в Одессу. Может быть, в ином случае он и не стал бы великим музыкантом?..

Сергей Давыдченко, несомненно, очень талантлив, о чем мне доводилось писать неоднократно. Однако его технический аппарат развивается пока явно опережающими темпами в сравнении с музыкально-художественной индивидуальностью. Пианист, на которого после Конкурса Чайковского посыпался вал приглашений, играет все больше и больше, а вот на то, чтобы не просто выучить, но и по-настоящему понять, прочувствовать и отрефлексировать новые для себя сочинения, ему подчас не хватает ни времени, ни сил. И едва ли не на первый план выходит выносливость, с которой пока вроде бы все в порядке.

Программа, представленная в Светлановском зале ММДМ, уже дважды была им в этом месяце обыграна (в Смоленске и Нижнем Новгороде), а Соната №21 Шуберта – даже трижды, с учетом концерта в «ГЭС-2». С нее он и начал свое выступление.

Чувствовалось по всему, что пианист хорошо проработал ее с педагогом, внимательно прослушал записи некоторых выдающихся мастеров. С внешней стороны его исполнение было почти безукоризненным – технически доброкачественным, удовлетворительным в плане формы и стиля. Проблема заключалась лишь в наполнении. Ощутимо недоставало внутреннего соучастия, сопроживания этого глубоко трагического произведения композитора, которому оставалось жить несколько месяцев, о чем он прекрасно знал. Эту сонату можно рассматривать как своего рода игру в прятки со смертью или как попытку смириться с неотвратимым… Возможны, разумеется, и другие варианты, кроме одного: играть ее нейтрально, ни о чем, воспроизводя лишь контуры чужих трактовок. Соната в этом случае неизбежно будет казаться статичной и затянутой: многократным шубертовским повторам надо найти внутреннее оправдание, и его-то точно «напрокат» не возьмешь…

Вообще, начинать освоение Шуберта с последней сонаты – идея более чем странная. Может быть, Давыдченко и Бетховена начнет играть прямо с 32-й, с которой многие куда более взрослые и опытные пианисты подчас не знают, что делать?..

Второе отделение открылось тремя фрагментами из «Жар-птицы» Стравинского в переложении Гвидо Агости. Давыдченко сыграл эту музыку довольно эффектно, но в значительной мере – «крупным помолом». Судя также и по обилию нечистых нот, материал не был им освоен в достаточной мере.

Но вот зазвучала Седьмая соната Прокофьева, и даже тем, кто слушал этого пианиста впервые, стал очевиден масштаб его дарования. Прокофьев – давний конек Давыдченко, а Седьмая соната – одно из самых любимых его произведений. И именно здесь проявились и индивидуальное начало, и та самая живая интонация, которых так не хватало в предыдущей части программы.

От первого лица

Константин Хачикян выступает с сольными концертами не слишком часто, особенно в столице. Его «раскруткой» никто специально не занимается, и собственного менеджмента у него, похоже, нет. Минус это или плюс? Как посмотреть. С одной стороны, обидно, когда по количеству концертов и соответствующей рекламы тебя далеко опережают люди, менее талантливые. Но с другой – отсутствие изнурительных марафонов, нередко приводящих к выгоранию, бо́льшая свобода распоряжаться собой и своим временем, больше возможностей развиваться как музыканту и художнику.

Хачикян давно зарекомендовал себя не просто виртуозом, но действительно серьезным, глубоким музыкантом, яркой, незаурядной личностью. И он – один из не столь уж многих сегодня пианистов, чья игра по-настоящему волнует. В том числе и потому, что Хачикян – всегда внутри материала, всегда «говорит» как бы от первого лица. Все это лишний раз подтвердила и нынешняя программа в Малом зале консерватории.

Пианист составил ее из сочинений не то чтобы раритетных, но и не слишком заигранных, в одном только отделении (другое уже не было сольным) охватив полтора столетия музыки. При этом он вовсе не пытался выстраивать некий общий нарратив и тем более стричь всех под одну гребенку. Каждый композитор оставался самим собой, и в то же время каждый был именно его, хачикяновским.

В Сонате си минор Гайдна пианист акцентировал не столько классический характер, сколько барочные корни (неслучайно ведь главная тема немного напоминает Баха). Соответственно, форма да и темпоритмическая сетка были у него более свободными. И такого упоительного Гайдна нечасто услышишь живьем.

Третья соната Скрябина прозвучала со всеми присущими ей драматическими всплесками, лирическими озарениями и звуковыми мерцаниями. Хачикян вообще у нас сегодня – один из лучших скрябинистов. Также и «Две сказки» Метнера (op. 20) произвели в его исполнении наилучшее впечатление. И совершенно блистательно был сыгран знаменитый равелевский «Вальс». Рассыпающиеся водопады глиссандо через всю клавиатуру впечатляли и сами по себе, но не были самодовлеющим техническим кунштюком, полностью вписавшись в характер музыки.

Второе отделение пианист превратил в ансамблевое, исполнив вместе с четырьмя струнниками фортепианный квинтет Брамса фа минор (op. 34). Любопытно, кстати, что Даниил Коган – более именитый из двух скрипачей – сел за второй пульт, уступив первый младшей коллеге, пока не столь известной Инне Якушевой. Партию альта исполнял Евгений Щеголев, так же, как Якушева, связанный с оркестром MusicAeterna. Ну а виолончелиста Арсения Безносикова, являющегося концертмейстером соответствующей группы оркестра Большого театра, мы хорошо знаем в том числе и по ансамблям с братом.

Замечу попутно, что соотношение здесь было несколько иным, чем год назад, когда этот квинтет играли в КЗЧ бородинцы с Дмитрием Маслеевым. Тогда пианист шел за квартетом, теперь же именно от пианиста исходил основной импульс. Взаимодействие между музыкантами сложилось полное, и квинтет произвел яркое и глубокое впечатление. Финал даже пришлось повторить на бис.

Бетховен и планеты

Завершили неделю два первоклассных концерта в «Зарядье». В первом выступали Андрей Коробейников и МГАСО под управлением Артема Абашева. Даже не знаю, что было важнее в Третьем концерте Бетховена – качество игры пианиста или тот идеальный ансамбль, что возник между ним, дирижером, а в итоге и оркестром? Взаимоотношения с Бетховеном у Коробейникова сложились давно и ныне, похоже, из романтических, иногда даже гипертрофированно, обретают все более классический характер. Абашев как дирижер (начинал он тоже как пианист) обратился к Бетховену едва ли не впервые. Но звучание оркестра под его руками, точное ощущение духа и стиля и полное взаимопонимание с солистом, казалось, свидетельствовали об ином. Пианист имел счастливую возможность играть многие эпизоды на очень мягком, почти воздушном piano, и ни одна нота при этом не терялась в предельно деликатном оркестровом сопровождении. Мне не так много доводилось слышать Коробейникова вживую, но это выступление было лучшим из слышанных. Пианист не просто играл, он творил. А на бис, вернувшись ненадолго к романтическому взгляду на Бетховена, обрушил на зал третью часть 17-й сонаты – именно обрушил в полном соответствии с закрепившимся за ней хотя и не авторским названием «Буря», – сыгранную на одном дыхании, единым бурным потоком.

Кажется, соседство в одной программе Бетховена с Густавом Холстом должно бы показаться минимум странным – слишком уж разного уровня сочинения. «Планеты» – прекрасная возможность для оркестра показать себя во всем блеске. Но что, кроме техники и темперамента, демонстрировать в этой, на первый взгляд поверхностно-описательной музыке дирижеру? Оказалось, много чего. Абашев не только сумел добиться от оркестра почти идеального звучания, но и в самой музыке отыскал скрытые глубины, вторые планы, даже действенные элементы. На «пыльных тропинках» таких планет хотелось задержаться подольше.

Между прочим, это был дебют маэстро с МГАСО. За два минувших сезона Москва успела узнать и оценить Абашева как первоклассного оперного дирижера за пультом Большого театра (где с приходом к руководству Валерия Гергиева количество его спектаклей резко сократилось). В прошлом сезоне состоялся весьма успешный дебют дирижера с РНО, однако затем более полугода концертов в столице у него не было. Будем надеяться, что альянс с МГАСО окажется более или менее регулярным, благо «химия» между ними несомненно возникла.

Прелести барокко

Барочный оркестр Pratum Integrum, отметивший в прошлом году свое 20-летие, не перестает радовать интересными и преимущественно эксклюзивными программами. Ну и, конечно, неизменно высоким музыкальным качеством. Нынешний концерт в «Зарядье» с участием Яны Дьяковой носил весьма завлекательное называние: «Эпоха Скарлатти». Удивило только, что титульный герой, прославившийся все же в первую очередь операми, представлен был исключительно серией Concerti grossi. Получилось своеобразное «разделение труда»: оркестр отвечал за самого Скарлатти, а певица – за его эпоху.

Яна Дьякова – лучшая на сегодняшний день в России исполнительница старинного репертуара среди низких голосов – начала арией из оперы Франческо Арайи «Береника». Тут можно бы заметить, что творчество Арайи выходит за пределы означенной эпохи – он родился, когда вовсю творили Бах и Гендель, а сочинять начал уже после смерти Скарлатти, – но это так, к слову. Дьякова спела эту арию виртуозно и очень стильно, хотя, пожалуй, она не идеальным образом легла на ее голос: казалось, что он едва шелестит в большом зале «Зарядья». Также и ария из «Гризельды» Вивальди была исполнена с драйвом и техническим блеском, но виртуозность достигалась отчасти за счет снятия звука с дыхания, что приводило к некоторому обеднению тембра и опять-таки ослаблению звучности. Зато уже в арии Дидоны из «Дидоны и Энея» Пёрселла голос певицы предстал во всей красе и тембровом богатстве. Чрезвычайно хороши были в ее исполнении и арии из оратории Генделя «Триумф времени и разочарования». Вторую и самую известную из них она спела уже на бис, и именно это впечатление стало определяющим.

Жаль, конечно, что Дьякова не представила ни одной арии Скарлатти. С другой стороны, его Concerti grossi, шесть из которых исполнялись в описываемый вечер, также весьма хороши и звучат, кстати, куда как реже, нежели сочинения того же жанра Генделя и Вивальди. В них явственно ощущается солнце южной Италии, уроженцем которой был композитор, – в отличие от «северянина» Вивальди.

Оркестр исполнил все Concerti grossi с видимым удовольствием. Важную роль играли при этом тембры и сам характер звучания старинных инструментов. Все-таки для барокко исторические инструменты – если и не единственно возможный, то, безусловно, оптимальный и предпочтительный вариант. И едва ли не главной изюминкой было звучание барочных флейт. Настоящей звездой здесь предстала Ульяна Живицкая (траверс-флейта и блокфлейта), чье имя определенно следовало указать в афишах рядом с именем певицы. Периодически к ней присоединялись еще одна талантливая выпускница ФИСИИ Московской консерватории Маргарита Канашкина (обе – ученицы Ольги Ивушейковой), а также маститый гобоист Филипп Нодель – один из создателей оркестра и лидеров этого направления. Кстати, его собственному замечательному ансамблю Les Moscovites исполняется 10 лет, и по такому случаю в РЗК 10 ноября состоится их юбилейный концерт.