Нарисовать птицу и спеть о себе

Концерт к 75-летию Ефрема Подгайца в БЗК стал завершением двадцатого Осеннего хорового фестиваля имени профессора Б.Г. Тевлина. В нынешнем году он носил название «Пересечение миров» и был посвящен 90-летию со дня рождения Альфреда Шнитке. Соседство в афише имен Подгайца и Шнитке тоже можно рассматривать в качестве одного из примеров такого пересечения.

Ефрем Подгайц давно уже вошел в когорту живых классиков, причем в его случае прилагательное «живой» даже важнее существительного. Он не выглядит на свои годы, неизменно улыбчив и доброжелателен, да и его музыка в массе своей носит столь же светлый характер. Среди композиторов, большую часть творчества адресующих детям, у него по-настоящему и нет конкурентов. Лучшие детские оперы Подгайца много лет украшают репертуар Театра им. Н.И. Сац («Дюймовочке», к примеру, скоро исполнится тридцать), идут они и на других сценах. Не столь счастливо сложилась судьба «взрослых» сочинений, особенно театральных. Интереснейшая опера «Лёд-9» (по роману К. Воннегута «Колыбель для кошки»), написанная почти двадцать лет назад и вполне актуальная, так до сих пор и не поставлена. А премьера Четвертой симфонии (оконченной в 2016 году) состоялась только теперь, на этом концерте.

Собственно, мировых премьер было две. Помимо симфонии, это еще и кантата «Песня о себе» на стихи У. Уитмена в переводе К. Чуковского, которой вообще-то уже полвека от роду. Сочинение молодого композитора было неодобрительно встречено руководством СК и к исполнению не рекомендовано.

25-летнего автора «Песни о себе», пожалуй, можно было бы с некоторой натяжкой причислить к авангарду 70-х. Это, безусловно, весьма интересное и талантливое сочинение, в котором композитор еще во многом находится в процессе поиска собственного стиля. А вот в кантате «Как нарисовать птицу» на стихи Жака Превера, созданной шестью годами позднее, стиль этот уже вполне сформировался. Одно из самых известных и популярных сочинений юбиляра – прекрасный пример того, как можно писать мелодично и вроде бы даже просто, не впадая при этом в банальное упрощенчество. Вот уже более сорока лет кантата украшает репертуар детского хора «Весна», по инициативе основателя которого, Александра Пономарёва, и была написана. Тот же коллектив (руководимый ныне Надеждой Авериной) исполнил ее на юбилейном концерте, и вряд ли какой-нибудь другой сделал бы это лучше. Свою лепту внесла и солистка – Татьяна Гаврилова из Большого театра Беларуси.

Поскольку фестиваль «Пересечение миров» хоровой, то и в программу вечера вошли исключительно сочинения, предполагающие участие хора. В исполнении «взрослых» сочинений участвовали одновременно два коллектива – «Мастера хорового пения» во главе с Львом Конторовичем и Камерный хор Московской консерватории, руководимый Александром Соловьёвым (по совместительству также и худруком фестиваля).

Четвертая симфония для оркестра, хора и органа (партию которого исполнила Евгения Кривицкая) носит название «Холмы» – по одноименному стихотворению Иосифа Бродского, звучащему в хоровом финале. Композитор во многом продолжает здесь традицию Шостаковича. Правда, у него тема жизни и смерти носит не мрачно-трагический, но отрешенно-философский характер, как нельзя лучше передаваемый повторяющимися подобно рефрену словами поэта: «Смерть – это только равнины. Жизнь – холмы, холмы». В первой части ощутимы также следы Прокофьева, а во второй – даже и Малера. В целом симфония произвела достаточно сильное впечатление. Высокое качество исполнения во многом обеспечило участие ГАСО им. Светланова под управлением Евгения Бушкова – давнего энтузиаста творчества Подгайца.

Звезды XXI века

В концерте фирменной серии Московской филармонии «Звезды XXI века» выступили пианисты Петр Акулов и Сергей Давыдченко, а за дирижерским пультом светлановского ГАСО стоял Федор Безносиков. Открыв программу фрагментами из «Ромео и Джульетты» Прокофьева, он сразу утвердил себя в качестве первой звезды вечера. Прокофьевская музыка звучала под его руками мощно, с пронзительным драматизмом и вместе с тем – лирической трепетностью в соответствующих моментах. Может быть, только кое-где (прежде всего, в «Монтекки и Капулетти») звуковой напор казался немного чрезмерным.

У Безносикова, меньше чем за год прошедшего путь от делающего первые шаги дебютанта до одного из самых востребованных дирижеров, несмотря на обилие выступлений с разными оркестрами по-прежнему сохраняется ощущение, которое можно уподобить эйфории полета, когда сам процесс управления воздушной птицей еще не потерял для пилота эффекта новизны. И инструментальные концерты у него подчас уподобляются симфониям – с оркестром на первом плане. При этом баланс между ним и солистами, как правило, выдерживается, но случается, что их все же «накрывает» звуковой волной, вынуждая к форсированной игре. Впрочем, здесь многое зависит и от количества совместных репетиций, каковых, похоже, на сей раз было явно недостаточно.

Петр Акулов, игравший Третий концерт Прокофьева, в целом достойно справился с технически заковыристым сочинением, но все же складывалось ощущение, что талантливый пианист здесь – не совсем в своей стихии. Не хватало настоящего драйва и, напротив, многовато было «умеренности и аккуратности». Индивидуальность пианиста куда как лучше проявилась в сыгранном на бис фрагменте из балета «Ромео и Джульетта» – по совпадению, звучавшем уже в начале вечера в исполнении оркестра. Переложение, судя по всему, принадлежало самому Акулову, и здесь он в полной мере раскрылся как лирик по преимуществу.

По окончании же всей программы даже подумалось: а не лучше ли было бы, наоборот, чтобы Акулов играл Второй концерт Рахманинова, а прокофьевский – Давыдченко (в прошлом сезоне, кстати, дважды сыгравший цикл из всех пяти его концертов – в Петербурге и в Казани)?

Давыдченко произвел в этот вечер двойственное впечатление. С одной стороны, трудно было не заметить возросшей технической уверенности. В рахманиновском концерте у него были моменты просто превосходные, сыгранные виртуозно и красиво, хотя иные пассажи казались словно бы взятыми напрокат из Первого концерта Листа. Не было, однако, того главного, без чего Второй концерт – это уже что-то другое. Здесь должна петь душа, но у пианиста она, казалось, как бы и не участвовала в исполнении. В том ли причина, что Рахманинов – не совсем его композитор, или в том, что в последнее время он уж слишком много играет, не будучи еще в силу возраста достаточно готовым к этому психологически? А может, как сообщил сам пианист в соцсетях, дело в том, что тот же Второй концерт он в этот вечер играл уже в десятый раз (причем предыдущие два были в начале той же недели в Софии и Плевне, а уже на следующий вечер, в Ижевске, случился одиннадцатый) и он идет у него как бы по накатанной колее, не без некоторой даже доли рутины?..

***

Концерт в КЗЧ следующим вечером входил в абонемент «Вечера фортепианной музыки», хотя тоже мог бы идти под титлом «Звезды XXI века»: и Юрий Фаворин, и Константин Емельянов уже не раз под ним выступали. 37-летний Фаворин прочно прописался в высшей лиге современных пианистов. 30-летний Емельянов пока лишь движется в этом направлении. Впрочем, меньше чем за неделю до этого концерта он выиграл Международный конкурс им. Рины Сала Галло (одним из основателей которого был Артуро Бенедетти Микеланджели) в итальянском городе Монца, получив первую премию. И это отнюдь не первая его конкурсная награда, но только сейчас победа на конкурсе в одной из так называемых недружественных стран особенно дорогого стоит.

Вечер целиком был посвящен музыке Баха. Первое отделение открыл Емельянов – «Французской сюитой» №6 для клавира ми мажор (BWV 817). Сыграна она была изящно и элегантно, хотя баховский масштаб как-то не очень ощущался. Зато он буквально с первой ноты возник у Фаворина в Партите №6 для клавира ми минор (BWV BWV 830). Мы словно перенеслись от ручейка (а именно так, напомню, и переводится фамилия Баха) на берег океана. И если у Емельянова звучание рояля порой напоминало клавесин (хотя это был «неаутеничный» «Стейнвей»), то у Фаворина – скорее, орган. Впрочем, не стоит все же сбрасывать со счетов разницу между самими сочинениями: французская сюита носит характер легкий и непринужденный, партита же – глубокий и возвышенный…

Программу составили так, чтобы лишний раз подчеркнуть свойственную творениям Баха симметричность: в первом отделении чередовались ми мажор и ми минор, во втором – до мажор и до минор. Речь о концертах для двух клавиров, струнных и бассо континуо (соответственно, BWV 1061 и 1062), где к пианистам присоединились музыканты Камерного оркестра России (ГАКОР). Чуткий Емельянов постепенно подтянулся к своему старшему коллеге – в итоге у них сложился равноправный дуэт. И – почти безупречный ансамбль с ГАКОР. Почти, потому что при игре без дирижера, даже если музыкантов чуть больше десятка, достичь синхронности вступлений проблематично.