Юбилей стал темой разговора с профессором Петербургской консерватории, доктором искусствоведения Леонидом Гаккелем - одним из самых верных слушателей нашего старейшего симфонического оркестра.

- Леонид Евгеньевич, с какого времени вы посещаете концерты оркестра-юбиляра?

- С 1945 года - с девятилетнего возраста, когда приходил в филармонию вместе с родителями. Если говорить о сознательном слушательском возрасте, то с начала 50-х годов. С той поры веду и слушательский дневник, в котором за шесть десятков лет накопилась бездна концертов. Это не мемуары, а просто факты – программы, имена исполнителей. Я не пишу о своих впечатлениях, они остаются у меня в памяти.

- Вы помните первые из самых сильных впечатлений?

- Если говорить о самых сильных, то это премьера Десятой симфонии Шостаковича 17 декабря 1953 года в Большом зале Ленинградской филармонии под управлением Евгения Александровича Мравинского. Притом это впечатление не только от потрясающей музыки и от выдающегося исполнения, но и от публики. В зале были люди, перенесшие немыслимые испытания - такие, которые человек вообще не должен переносить, – испытания конца 30-х годов, затем ленинградской блокады, необратимо подорвавшей культурные силы города. Я видел в зале Ольгу Федоровну Берггольц, Григория Михайловича Козинцева, Бориса Михайловича Эйхенбаума и понимал, что это - те, кто сумели выжить, сохранив себя и поддержав петербургскую-ленинградскую культуру.

С тех пор, когда бы ни исполнялись симфонии Шостаковича – а они исполнялись регулярно под управлением Мравинского, Темирканова и дирижеров-гастролеров, - это были такие впечатления, которые невозможно сравнить ни с какими другими, пусть даже очень сильными.

- Оркестр Евгения Мравинского и оркестр Юрия Темирканова – в какой мере это разные оркестры, а в какой один и тот же?

- Прежде всего, речь идет о личностях. Евгений Александрович Мравинский и Юрий Хатуевич Темирканов - это, естественно, люди разных поколений, разного культурного, этнического круга. Но их объединяет такое явление, как Петербург. Мравинский, который родился и закончил свой земной путь в Петербурге-Ленинграде, был воплощением петербургского духа. За дирижерским пультом он был петербургским патрицием, аристократом с ног до головы. Это было что-то невероятное.

Темирканов за пультом - совсем другое дело. Это артист! Это человек горячего темперамента, очень открытый, всю свою энергию направляющий в зал. Сейчас Темирканов больше похож на Мравинского, чем на самого себя в начале своей филармонической деятельности. Он стал несравненно строже, проще, сдержаннее. Когда Темирканов появился в филармоническом оркестре после Мравинского, многие решили, что произойдут перемены, что теперь все будет по-другому. Нет! Пришло время, и Темирканов тоже превратился в музыкального аристократа - в истинно петербургского дирижера. И это очень важно для всех нас.

- Вы сказали «петербургский дух». Что это за субстанция такая?

- Трудно объяснить. Это во многом иррациональная вещь. Если речь идет о петербургском оркестре, то строгость, прозрачность, сдержанность, аристократичность. Никакой отсебятины, ничего такого, что посягало бы на дух музыки и дух композитора. Великолепное чувство стиля. Вот все это и есть филармонический оркестр в нашем городе. Я бы сказал так, хотя это будет звучать очень простодушно: «ни убавить – ни прибавить». Конечно, есть великие оркестры – бог мой, ну кто их не знает! Берлинская филармония, Венская филармония... Венская филармония – оркестр необычайно свободный, в нем есть какая-то импровизация, какое-то субъективное чувство. Берлинская филармония – это мощь и строгая дисциплина. Это натиск: впечатление такое, что вас атакуют (так было при Караяне - сейчас, разумеется, многое по-другому). А когда играет Петербургская филармония, то никто на вас не посягает, никто вас не атакует, и впечатление такое, что вы впитываете музыку без посредников.

- Если продолжить разговор о достоинствах коллектива, то что бы вы сказали о его репертуаре и о том, как этот репертуар развивался во времени?

- Это репертуар мирового оркестра и репертуар громадный. В нем присутствуют все крупнейшие композиторы-симфонисты с момента возникновения симфонической музыки большого масштаба. Венская классика, романтики, поздние романтики – Брукнер, Рихард Штраус, Малер, Скрябин, затем современная музыка и то, что мы еще совсем недавно называли «советской музыкой». (Я, кстати, не вижу необходимости от этих слов отказываться. В конце концов, Прокофьев и Шостакович были советскими композиторами. Да, это требует комментариев, тем не менее мы продолжаем думать о них как о людях своего времени.)

Если говорить о Мравинском, то его композиторы - это в первую очередь Шостакович, затем Рихард Вагнер, которому Мравинский отдал много сил. Это венские классики – Моцарт в особенности. Это симфонии поздних романтиков: я готов сказать, что Мравинский создал на нашей эстраде музыку Брукнера. Малера он держал вдалеке от своего личного репертуара, но были другие дирижеры, которые давали оркестру возможность играть малеровские симфонии. Не будем забывать, что с нашим оркестром выступали австро-немецкие гастролеры, да какие: Бруно Вальтер, Отто Клемперер, Оскар Фрид, Эрих Кляйбер!.. С ними оркестр переиграл массу немецких и австрийских романтических партитур.

- Вы довольно подробно описали репертуарные пристрастия Евгения Мравинского, а что в этом смысле можно было бы отметить у Юрия Темирканова?

- Темирканов, повторю, блестящий артист. Он начинал с того, что дирижировал такими вещами, как сюита из балета Равеля «Дафнис и Хлоя». Это было незабываемо. Он играет всю классическую музыку, но любил и любит сочинения, в которых присутствует артистическая энергия. Прокофьев – вот один из его любимых авторов. У Прокофьева много яркого артистизма, «игры». Темирканов замечательно дирижирует его Пятой симфонией. Но он великолепно дирижирует, например, и Второй симфонией Рахманинова – музыкой, которая требует широкого и плавного жеста.

- Заслуженный коллектив по одному из зарубежных рейтингов входит в двадцатку лучших оркестров мира. Вы согласны с таким его местоположением?

- Я ни в грош не ставлю эти классификации! Это вкусы тамошних менеджеров и мастеров рекламы, с которыми я абсолютно не желаю считаться. Попробуйте проверить подлинные свойства вещи по рекламе - вы ничего не узнаете. Так же и все эти рейтинги: сплошная натяжка. Как часто оркестры играют в эфире, как часто выступают на открытом воздухе или для особой публики, - все это не имеет ровным счетом никакого значения. Имеет значение лишь качество исполнения и личность руководителя, больше ничего. И только те, кто десятки лет слушают оркестр Ленинградской-Петербургской филармонии, понимают его истинную ценность - огромную ценность современной культурной России.