Вокруг Вагнера

В Доме культуры «ГЭС-2» цикл «Что современно?», а вместе с ним и концертный сезон завершили эксклюзивным «Тристан-проектом». Даже не заглядывая в аннотации, нетрудно было догадаться, что интригующее название имеет прямое отношение к творчеству Вагнера. Программу составили переложения и свободные фантазии на темы вагнеровских опер, причем из шести прозвучавших сочинений четыре созданы по заказу «ГЭС-2», и на концерте состоялись их мировые премьеры. Еще один опус прозвучал впервые в России.

Единственным номером, когда-то у нас исполнявшимся, стала открывшая программу Увертюра (почему-то поименованная в программке как Вступление) к «Нюрнбергским майстерзингерам» в транскрипции Гленна Гульда. Отдавая себе отчет, что ее полифонический характер едва ли возможно в полной мере воссоздать на одном инструменте, Гульд сделал переложение для четырехручного исполнения, при записи самолично сыграв и затем смонтировав обе партии. В «ГЭС-2» тем не менее почти всю Увертюру сыграл один Сергей Каспров, к которому лишь в отдельные моменты присоединялась солистка Московского ансамбля современной музыки (МАСМ) Мона Хаба. Но Каспрову, действительно, под силу многое из того, что недоступно ряду его коллег, и запредельно сложный технически опус Вагнера – Гульда он сыграл более чем впечатляюще.

Далее последовали фантазия по мотивам той же оперы Сергея Петренко, названная автором «Три поля», и «Парсифаль. Топь» Марка Булошникова. Оба опуса, написанные в жанре «взгляд и нечто», носят, на мой взгляд, слишком сконструированный характер и ведут диалог не столько с Вагнером, сколько сами с собой. Зато по-настоящему интересными показались «Лоэнгрин. Послезвучие» Армана Гущяна и Liebestod Алексея Сысоева, между которыми притулилось переложение Вступления к «Тристану и Изольде» Рейнберта де Леу – в отличие от гульдовского, предназначенное для камерного ансамбля. Особенно впечатлил опус Сысоева, где партия Изольды сохранена почти в неизменном виде, а вот оркестровое сопровождение, за исключением финального проведения основной темы, полностью оригинально, и это сочетание оказалось крайне любопытным. Особо отмечу великолепное исполнение Лилии Гайсиной. Казалось бы, Гайсина с ее высоким сопрано и ультрадраматическая партия Изольды – вещи трудно совместимые. Однако в камерном пространстве в сопровождении камерного же ансамбля это получилось очень органично.

За исключением первого номера, всю программу исполнял МАСМ, за пульт которого впервые встал Федор Безносиков. Отношения между ними заладились с самого начала, и качество как собственно исполнения, так и интерпретации было весьма высоким, особенно с учетом более чем непростого характера произведений. И если МАСМ как раз и специализируется на подобного рода материале, то для дирижера он далеко не столь привычен, но у него это прекрасно получилось.

Притяжения и отталкивания

В представленной в КЗЧ программе «Декады» от творческого объединения «Притяжение» имелось немало точек пересечения с «Тристан-проектом». Одна из них – участие Федора Безносикова (правда, под его управлением прозвучало лишь одно сочинение, и, кроме того, еще в одном он выступил как скрипач). Другая – все тот же, буквально витающий в воздухе вопрос: что современно? Присутствовали здесь и сочинения классиков XX века, и радикально авангардные опусы, но вот какой-то центральной идеи или фигуры, каковой там был Вагнер, не просматривалось. Программа включала 14 сочинений, а ее продолжительность составила почти четыре часа.

Идея Даниила Когана, худрука «Притяжения», и его коллег-соратников заключалась в том, чтобы представить широкую панораму музыки за последние 120 лет, большую часть которой по инерции все еще нередко именуют «современной». Принцип – и это отражено в названии «Декады» – заключался в свободном движении по десятилетиям от 1904 года до 2024-го не в хронологическом порядке, а вразброс. Задача – продемонстрировать, сколь авторы, равно как и их сочинения, различны меж собой. Единственным прямым сопоставлением стали два «Грустных вальса» – Яна Сибелиуса и Ивана Наборщикова, как раз и обозначившие крайние временные полюса. При этом, что любопытно, автор второго сыграл вместе с Константином Хачикяном произведение Сибелиуса (в транскрипции для скрипки и фортепиано).

Не буду подробно говорить о каждом из сочинений, тем более что значительную их часть довелось услышать впервые. Среди наиболее впечатляющих номеров – пьесы из цикла Клода Дебюсси «Шесть античных эпиграфов для фортепиано в четыре руки» в исполнении Энджела Вонга и Михаила Турпанова, Этюды для фортепиано Дьёрдя Лигети в исполнении Сергея Давыдченко, Адажио для струнного квартета Сэмюэла Барбера (Деннис Гасанов, Федор Калашников, Павел Романенко, Михаил Калашников), «Народные песни» для голоса и ансамбля Лючано Берио, соединенные с циклом Джорджа Крама The Winds of Destiny: American Songbook IV (Алиса Тен в сопровождении ансамбля под управлением Алексея Рубина). Одно из самых сильных впечатлений – Twilight для двух скрипок, струнного оркестра и синтезатора Гии Канчели (Даниил Коган, Дмитрий Смирнов и ансамбль под управлением Федора Безносикова). Яркую и эффектную точку поставила в конце «Рапсодия в стиле блюз» Джорджа Гершвина (солировал Константин Хачикян, дирижер Николай Цинман). Среди композиторских имен встречались также Альфред Шнитке и Оливье Мессиан, Филип Гласс и Михаэль Байль. Среди исполнителей – Мария Зайцева, Сергей Полтавский, Арсений Безносиков и другие. Программа в целом была необычайно интересной, но все же вряд ли стоило перегружать ее до такой степени. Восприятию слушателей, даже самых продвинутых, есть свои пределы. И я бы не стал кидать камни в тех, кто покидал зал, не досидев до конца. Полный поначалу зал к последнему номеру опустел едва ли не на три четверти…

Фестивальное

Четвертый международный молодежный фестиваль Чайковского проходил на протяжении всей последней декады июня на восьми разных площадках, включая Музей-заповедник Чайковского в Клину, Российский национальный музей музыки, залы Московской консерватории и другие. В фестивальных концертах участвовали лауреаты различных конкурсов из восьми стран в возрастном диапазоне от 8 до 36 лет и в количестве свыше тридцати человек. Я побывал на заключительном концерте, прошедшем в Большом зале консерватории, где выступили пятеро.

Открыла программу виолончелистка Анастасия Ушакова – победитель Первого международного юношеского конкурса им. П.И. Чайковского, инициатор проведения фестиваля и руководитель его творческой программы. В ее исполнении прозвучал Концерт для виолончели с оркестром Сен-Санса. Ушакова – прекрасный музыкант, вот только, как показалось, для такого зала ей немного не хватало силы и яркости звука. Ё Соа (Республика Корея) – победитель того же юношеского конкурса и лауреат последнего взрослого Конкурса Чайковского – достойно, но без откровений сыграла вторую и третью части Первого концерта Шопена. Хорошее впечатление оставила Лиза Ясуда (Япония), сыгравшая вторую и третью части Концерта для скрипки с оркестром Чайковского. А наиболее яркими стали выступления пианистов Варвары Кутузовой и Энджела Вонга (не уверен, стоит ли в очередной раз напоминать, что он – гражданин США, обучающийся в Москве и достаточно свободно владеющий русским языком). Кутузова покорила зал «Рапсодией на тему Паганини» Рахманинова, с которой в целом уверенно справилась, хотя говорить об индивидуальной интерпретации все же несколько преждевременно. Вонг отлично сыграл вторую и третью части рахманиновского же Второго концерта. Жаль, что в этот вечер не выступила заявленная ранее (и принимавшая участие в других фестивальных концертах) прекрасная певица Мария Баракова. Помимо прочего, в результате «дискриминированной» оказалась одна из четырех основных конкурсных специальностей.

Всем музыкантам в этот вечер весьма качественно аккомпанировал БСО им. Чайковского под управлением Феликса Коробова. А уже на следующий день было официально объявлено о назначении его главным приглашенным дирижером коллектива.

***

В подмосковном Новом Иерусалиме уже в седьмой раз прошел фестиваль «Лето. Музыка. Музей». В одном из его концертов также предполагалось участие группы лауреатов различных конкурсов, но как раз его и отменили из-за погодных катаклизмов. Среди участников фестиваля – кроме резидента, светлановского ГАСО под управлением Дмитрия Юровского (уже второй год являющегося худруком фестиваля) – были также РНО с Клеманом Нонсьё и оркестр Большого театра с Дмитрием Лиссом. В этом году мне удалось посетить лишь открытие.

Программы фестиваля были объединены вокруг имени Дягилева – пусть даже и не все представленные сочинения фигурировали в его легендарных «Русских сезонах» в Париже. Среди героев первого вечера наименее очевидным в данном контексте оказался… Чайковский. Конечно, его музыка (хотя и не Первый концерт) исполнялась в рамках «Русских сезонов», но все же из русских композиторов с ними в первую очередь ассоциируются Римский-Корсаков, Мусоргский и Бородин, Стравинский и Прокофьев. Римскому-Корсакову сразу два вечера посвятил Большой театр. Прокофьев был представлен в программе РНО. А на открытии наряду с Чайковским мы услышали произведения Дебюсси, Бородина и Стравинского.

То обстоятельство, что открылись именно Первым концертом Чайковского, вызывало вопросы: не слишком ли хрестоматийное, чтобы не сказать заезженное произведение для фестиваля? Но, поскольку именно оно (по крайней мере, со времен Первого конкурса Чайковского) воспринимается в мире музыкальным символом России, такой выбор вполне объясним. ГАСО под управлением Юровского и Николай Луганский исполнили его на достаточно высоком уровне. Луганский играл филигранно, в полном объеме демонстрируя свое мастерство, но при этом все же почти не затрагивая тонких душевных струн. Зато в прозвучавшей на бис рахманиновской «Сирени» (вероятнее всего, в его собственной транскрипции) буквально каждый звук, каждая нота шли от души – и в душу проникали.

Второе отделение началось Прелюдией к «Послеполуденному отдыху фавна» Дебюсси, продирижированной и сыгранной весьма изысканно по колориту и очень чувственно. С восточной негой, пряностью и буйством, но и не без русской задушевности, прозвучала музыка «Половецких плясок» из «Князя Игоря». Очень впечатляющим было и исполнение сюиты из «Жар-птицы» Стравинского с ее колористическими находками, беснованием нечисти и финальным экстазом (пусть даже оркестровые краски немало потеряли из-за электронной акустики). Вероятно, эффектнее было бы завершить вечер «Половецкими плясками». Юровский предпочел следовать хронологии. Но дело, думаю, не только в этом. «Сказка – ложь, да в ней намек…» И «Жар-птица», предвещающая неминуемый конец всех и всяческих «кащеевых царств» и торжество сил добра и света, предстает не только символом надежды, но и убедительным ответом на вопрос: что же все-таки современно.