Яркий музыковед, научный руководитель моей кандидатской диссертации и к тому же очень обаятельный человек, с которым было невероятно интересно общаться не только на профессиональные темы… Пишу эти строчки и осознаю абсолютную неестественность прошедшего времени: привыкая к присутствию в жизни ключевых людей, не успеваешь подготовиться к их уходу. Даже если знаешь о тяжелой и продолжительной болезни. Казалось, они будут всегда: Вячеслав Рожновский, Виктор Екимовский, Кирилл Уманский, Александр Вустин… Члены московской Ассоциации современной музыки, ушедшие в мир иной только за последние, ковидные годы – по разным причинам, но прямо или косвенно с ковидом связанным. Если кому-то интересны медицинские подробности, в случае Вячеслава Георгиевича коронавирус стал катализатором давней проблемы – поликистоза. Отпевали во Всехсвятской церкви на Соколе, где он часто бывал; хоронили на сельском кладбище в Знаменском, недалеко от Москвы-реки. Конечно, осталась масса недоговоренных и невысказанных слов, в последнее время он не был расположен к длительным беседам.

С В.Р. меня связывает более трех десятилетий разнообразного общения, порой напоминающего контрастный душ. Он был человеком настроения, так что всегда была вероятность попасть на меланхолическое расположение духа, чреватое холерическими вспышками (к счастью, непродолжительными). Зато другим полюсом было нечто вроде согревающего солнечного излучения, и тогда можно было задавать любые вопросы и получать неформальные и неортодоксальные, очень заинтересованные и развернутые ответы. Наверное, именно эта контрастность его натуры притягивала, как магнитом.

Я знала В.Р. со второго курса Российской академии музыки им. Гнесиных – по наводке Екимовского в качестве вольнослушателя посещала его лекции о современной музыке у композиторов. Его стиль общения с аудиторией особенно привлекал природным артистизмом и харизмой, живой, эмоциональной подачей материала без намека на менторство и без тени занудства. Это не было простым пересказом учебной литературы – прежде всего, это были авторские концепции и индивидуальные трактовки. Лекторская практика у него была колоссальная (помимо Москвы, он преподавал в вузах Уфы и Кишинева). Так что когда через год встал вопрос о руководителе моего диплома, естественно, я попросилась к Рожновскому.

Было такое предчувствие, что в его классе я буду не только сидеть в Ленинке и пыльных архивах, но и бегать по концертам, писать рецензии. То есть что это будет не чистая наука, а музыковедение с журналистским уклоном. Так и вышло. В.Р. не только высказывал свои соображения относительно тех или иных идей, не только советовал литературу, но и правил стиль, за что я ему бесконечно благодарна. Конечно, меня интересовала, прежде всего, современная музыка – новая и новейшая, и в основном российская. А для В.Р. были особенно важны фестивали Союза композиторов – «Московская осень», «Музыка друзей», к нему даже приклеилось – «летописец “Московской осени”». Редко бывает, когда высказываешь какую-либо концепцию или мнение и находишь полное понимание, резонанс у собеседника, который к тому же помогает сформулировать мысль четче, в оптимальном выражении. Именно такое совпадение мышления и во многом взглядов имело место в творческом взаимодействии с В.Р.

Не могу сказать, что в плане человеческих отношений было такое же понимание. Здесь как раз больше было несовпадений. Но не проходило и недели, чтобы я не позвонила / не написала В.Р., только в последние годы мы общались значительно реже.

У него была обостренная интуиция. Его легко было задеть, даже не желая того. Он был сверхчувствителен. Однажды, сидя у себя в квартире на Щукинской, произнес: «Я чувствую, как облака плывут по небу». Он всегда заражал энтузиазмом и поражал принципиальностью. В свое время, когда выяснилось, что его педагог Ростислав Николаевич Берберов (тогда это был ГМПИ им. Гнесиных) не может быть руководителем диссертации из-за отсутствия ученой степени, В.Р. принципиально остался в его классе. По этой причине он защитился только в зрелом возрасте, уже после смерти своего учителя. На титульном листе его кандидатской диссертации «Взаимодействие принципов формообразования и его роль в генезисе классических форм» (1994) указано: «Научный руководитель – доцент Р.Н.Берберов», причем ФИО руководителя – в черной рамке. Формально это могло помешать утверждению в ВАКе, но, как говорится, пронесло.

Надо сказать, что В.Р. был человеком, прежде всего, устной культуры. Как и Берберов, он обладал даром устного изложения, ярким, образным и вместе с тем масштабным мышлением, ясной логикой.Хотя он защитил диссертацию (по ее материалам, кстати, вышла книга «Синкретизм, взаимодействие, синтез: генезис форм классической музыки», 2006) и написал немало блестящих проблемных статей, все же это давалось ему значительно труднее, чем устный жанр. Помню, как он постоянно оттягивал написание статьи о фестивале «Московская осень» для «Музыкальной академии», а когда в очередной раз появился в издательстве без текста, тогдашний главный редактор журнала Юрий Семенович Корев грозился его убить. На что В.Р. парировал: «Чем?». Юрия Семеновича можно понять: журнал обязан отреагировать на заметное событие, а перезаказывать рецензию кому-то еще поздно. Впрочем, статья все-таки вышла, но уже к следующему фестивалю, и не столько об «Осени», сколько о постмодернизме (это один из лучших текстов В.Р. – «Постмодернизм: лебединая песнь или пролог нейрокосмической эры?», 2001). Вот еще несколько его статей, которые выделял он сам: «Странные замыслы Виктора Екимовского» (1993), «Китч – низкопробный или возвышающий?» (1993), «Proto… Intra… Meta… Личные заметки о композиторском творчестве» (1993), «Постмодернизм: крушение эстетики?» (2002), «Настоящее в тени будущего: парадоксы современной музыкальной культуры и неожиданные перспективы» (2010). В других случаях он предпочитал давать интервью, чтобы не писать текст. В разные годы мы сделали несколько интервью и бесед (все, что касается «МО», перепечатано в сборнике «Фестиваль “Московская осень” в зеркале прессы, 1999–2012», издание Союза московских композиторов).

Думается, сложности с письменной фиксацией были следствием максимализма: В.Р. крайне серьезно относился к своим публикациям, и планка порой была настолько высока, что он никак не мог преодолеть страх чистого листа. Бывало, прокрастинация заканчивалась только тогда, когда дедлайн был уже вчера. При этом В.Р. филигранно оттачивал свои тексты, говорил, что «текст должен звенеть». Не знаю, насколько мне удается (или не удается) соответствовать его высоким критериям…

Одна из статей В.Р. заканчивается так: «До встречи на „Московской осени“ – через год!». Сколько встреч еще было впереди, и не только на «МО»! Лично мне сложно представить этот фестиваль без В.Р.

Прощайте, дорогой Вячеслав Георгиевич! Возможно, встретимся в иной реальности.

 Фото автора и Юриса Вулиса