Концерт прошел 25 февраля на сцене культурного центра «Дом» – на сегодняшний день практически единственной московской площадке, где можно услышать джазовый авангард в лучших его образцах. Из трех музыкантов Брётцман и Нильссен-Лав хорошо известны российским любителям нового джаза: они приезжали к нам неоднократно и в разных составах. Особенно это касается Лава, но и Брётцман за последнее десятилетие у нас в четвертый раз, причем, что характерно, каждый раз в формате трио. В 2006 году это было трио с Марино Плиакасом и Михаэлем Вертмюллером, в 2008-м – трио Sonore с Матсом Густафссоном и Кеном Вандермарком, в 2012-м – трио Ada с Фредом Лонбергом-Холмом и Полом Нильссеном-Лавом. А вот третий участник нового трио Брётцмана – американский тромбонист Стив Свелл – в России впервые. Между тем это музыкант, которого стоило бы приглашать почаще, – его возможности явно не ограничиваются одним выступлением. Его «послужной список» включает около 50 релизов в качестве лидера, он сотрудничал и сотрудничает с такими авторитетными фигурами, как Энтони Брэкстон и Сесил Тэйлор, Бадди Рич и Лайонел Хэмптон, Джон Зорн и Хамид Дрейк, он является постоянным участником выдающихся фри-джазовых коллективов, среди которых Resonance Ensemble Кена Вандермарка, William Parker Orchestra.

Однако для московской публики, заполнившей зал до предела (люди стояли и сидели даже в проходе между рядами), главным действующим лицом вечера все же оставался Петер Брётцман. Играет он не только на привычных всем нам саксофоне и кларнете, но и на тарогато – балканско-карпатском этническом кларнете, купленном 40 лет назад в Венгрии (это очень старый инструмент, изготовленный одним известным венгерским мастером). Кроме всего прочего, Брётцман – заметный художник из круга Fluxus, многие обложки его компакт-дисков оформлены им самим. Он встраивается в ряд джазовых и новоджазовых имен, которые так или иначе проявили себя и в визуальном искусстве, – среди них Майлз Дэйвис, Хан Беннинк, Билл Диксон, Петер Ковальд, Хайнц Эрих Гёдеке, а из наших, российских музыкантов – Владимир Тарасов, Саинхо Намчылак, Владислав Макаров, Алекс Ростоцкий, есть единичные опыты и у Германа Лукьянова, Сергея Летова… Впрочем, по словам Петера Брётцмана (мы немного поговорили после концерта), музыкальное и визуальное у него никак не пересекаются, это совершенно разные области его творческой реализации.

Брётцман известен тем, что всегда играл крайне жесткий экспрессионистский авант-джаз, начиная с легендарного альбома 1968 года «Machine Gun» («Пулемет»). Как правило, его импровизации представляли собой сплошные предельно напряженные суперкульминации, в которых, впрочем, была своя динамическая шкала от пяти до десяти forte. Так что ждали от него именно этого перманентного агрессивного напора.
Для Брётцмана новый состав трио – это новый потенциал. С Полом Нильссеном-Лавом он играл и раньше, а со Стивом Свеллом – нет. Свелл демонстрирует потрясающее соответствие музыки и пластики движений. Например, на гребне кульминации он вибрирует кулисой тромбона так, что кажется, еще чуть-чуть – и инструмент придется собирать по частям. У Брётцмана, наоборот, все движения очень рациональны и совершенно не заточены под идею эквивалентности пластики и музыки. При этом Брётцман и Свелл отлично понимают друг друга, взаимодействуя в дуэте духовых в сопровождении изощреннейшей ритмики ударных. Барабанщик Нильссен-Лав невероятно разнопланов: в его манере неевропейская «континуальность» (как выразился бы Иван Вышнеградский, развивавший идею континуума в разных проекциях) запросто может соседствовать с подчеркнутой дискретностью – отчетливостью метроритмики милитаристского марша.
Все тот же привычный для Петера Брётцмана музыкальный материал, во многом выросший из самых смелых экспериментов и пафоса Джона Колтрейна, сегодня получает несколько иное звучание. Это не только экспрессивно-агрессивный напор и не только мунковский «Крик». Нередко это какие-то симулякры: за формально теми же музыкальными структурами порой не чувствовалось реального «крика», реального напора. Эмоционально обостренные моменты и даже взрывчатые, «термоядерные» эпизоды, конечно же, были, особенно у коллег Брётцмана, а сам он для усиления воздействия временами присоединял к звучанию саксофона собственный голос. Вместе с тем немало было и таких эпизодов, где он работал с самим материалом экспрессии, реально ее не проживая. Возможно, отчасти дело в том, что у 74-летнего Брётцмана и по сей день насыщенный гастрольный график, в физической усталости (что, кстати, было очень заметно после московского концерта).

К тому же Петер Брётцман как истинный немец, кажется, теперь предпочитает экспрессивно-сонорной размытости контуров определенность графически прочерченных звуковых линий. Моменты эмоционального накала он компенсирует диаметрально противоположными, «обесточенными» фрагментами, и в этой сбалансированности динамики, в этом равновесии, думается, присутствует элемент расчета. При этом срежиссированность процесса вовсе не означает заданности: в личной беседе Брётцман заметил, что никакого предварительного плана импровизации не существует, она абсолютно спонтанна, так что форма выстраивалась здесь и сейчас.
В последнее время говорят о тенденции его музыки к большей блюзовости (название новейшего альбома этого года – «Two City Blues 2» – говорит само за себя). Хотя на самом деле блюз там очень условен и растворен в идиомах авангарда – так же, как и в московских импровизациях, где была слышна лишь локальная игра с блюзовыми нотами. На вопрос, чем привлекателен блюз, Брётцман ответил, что это повседневная народная музыка о том, как выживать, и что сейчас это особенно актуально и особенно для России.

Так или иначе, но сегодня Петер Брётцман – уже не «отбойный молоток» и не «пулемет», сегодня его музыка – это поставангард «с человеческим лицом», не предпринимающий абсолютно ничего ради чистого эксперимента и внешнего эффекта. Те авангардные средства выражения, которыми пользуется Брётцман, давно им наработаны и, кажется, теперь он может себе позволить полностью сосредоточиться на самой сущности музыки, не оглядываясь на необходимость что-либо изобретать.
Фото автора