Верди-гала в Большом зале консерватории должен был состояться 26 марта, но горькие события в «Крокусе» поломали планы многих. Два месяца между отмененным концертом и концертом все-таки состоявшимся Юсиф не сидел сложа руки: спел «Сельскую честь» в Милане, «Турандот» в Висбадене и выступил с супругой на суперсовременной шоу-площадке в Стамбуле. Потом все лето он будет нарасхват: Арена ди Верона и почти ее копия в Мачерате, Ковент-Гарден и опять Ла Скала. А дальше, с наступлением сезона – Баварская, Берлинская, Венская оперы, палермский Театр Массимо... Он определенно в фаворе у Европы, но главным образом в качестве исполнителя веристского репертуара. Из вердиевского редко-редко где в афишах мелькнут с его участием «Аида» и «Трубадур». Однако Москве он захотел показаться рука об руку именно с Верди. И тем невольно объяснил, почему так редко зван в его оперы. 

Начал с Герцога. Нет, не с песенки «Сердце красавицы», а сразу заглянув во второе действие, где ветреный обольститель печалится о кем-то похищенной Джильде, еще не зная, что через минуту увидит ее в своих покоях. В арии и кабалетте он с нежностью вспоминает ангельский образ красавицы, довольно беззлобно, даже изящно, дуется на похитителей, хотя на минуту загорается и мыслью о мщении. Но на вооружение Эйвазов взял только последнее, представив повесу Герцога брутальным мачо, размахивающим шпагой от первой до последней ноты. Всё — наотмашь, крупным помолом, тяжело по звуку. Прочие герои, «приглашенные» в программу, певцу по вокальной природе были как будто ближе: Радамес и Манрико, Родольфо из «Луизы Миллер», Альваро из «Силы судьбы», Ричард из «Бала-маскарада». Им, в отличие от Герцога, который так и пропорхает бабочкой по оперной жизни, композитор предначертал трагический путь, прежде ужасающих финалов проведя каждого через многообразные душевные испытания. Лириком можешь ты не быть... Но и для изображения этих испытаний певец средств не нашел, что напрямую связано с изменой стилю великого итальянца.  

Чего требует Верди? Как наследник искусства бельканто — красоты. А тембр Эйвазова довольно своеобразен: в верхнем регистре он почти безупречный «итальянец», в среднем — «простак» с не всегда ласкающими слух интонациями. Имеется невыровненность и иного рода: тут звук мелковат, там вязнет в гортани или вдруг рвется каким-то совсем другим цветом. Еще более Верди требует фантастической пластичности в звуке. Размах у него от ppp до fff, всяческих accelerando, ritenuto, non troppo – море, призывы перейти на mezza voce тоже не редкость. Но Эйвазов по части такого рода гибкости не мастер: он натренирован плавать в плотной оркестровке Пуччини и иных веристов, исключающей саму возможность изощренной вокальной динамики. Что делать? Есть три варианта ответа. Не браться за Верди. Дневать и ночевать в классе, осваивая его стилистику. Или — подменить одну динамику другой. Что Эйвазов и сделал, взявшись театрализовать, насколько это возможно в концертном формате, номера. 

Он входил и выходил в разные двери, задумчиво поворачивался спиной к публике, в сердцах кружил вокруг дирижера и горестно опирался на ограждение за его спиной. Даже собственную усталость (еще бы: так форсировать звук!) он обставил театрально, в  какой-то момент прямым текстом сообщив об этом зрителю и пару раз изобразив, чего ему стоят все эти Манрико и Альваро. Кому-то такие признания — восторг (сорвал же в ответ певец аплодисменты расчувствовавшегося зала). А кому-то — лишнее свидетельство проблем в технике. 

Ансамбли герой вечера тоже обставлял с эффектностью, выводя их участников на сцену постепенно, в соответствие с буквой либретто и набрасывая что-то вроде мизансценических эскизов. Но упускал главное: вокально всем надлежало быть органичным целым. Эти «все» — два баса с крохотными репликами, погоды не делавшие, он сам и два его протеже, которые выступили не только в дуэтах и трио, а и соло. У молодого баритона из ныне подведомственного Эйвазову Азербайджанского театра оперы и балета Махира Тагизаде голос просто красавец. Однако драматическое в нем прослеживалось мало. Если благородный Маркиз ди Поза у певца умирал на загляденье, в своей последней арии истекая мягкой проникновенной кантиленой, то жесткий, беспощадный Карлос, сцепившийся в дуэте с героем Эйвазова из «Силы судьбы», выходил всего лишь корректным. Того же не хватало в голосе швейцарской певицы Дарьи Рыбак, неплохо обученной (в чем, по ее словам, есть и заслуга звездной пары: Анна давала советы, Юсиф — уроки), но своего лица пока не имеющей. В результате оба выглядели агнцами рядом с волком, что не могло не сказаться на качестве ансамблей: в них безоговорочно царил  титан форте и веристских страстей, рисовавший тем самым очередной минус концерту.  

А были ли плюсы? Были. Сборный Фестивальный оркестр под управлением Дениса Власенко незабываемо сыграл редко звучащую у нас увертюру к «Аттиле», а герой вечера не во всем оказался антагонистом Верди. Важнейшее в операх композитора – энергия. И она у Юсифа Эйвазова била ключом. Другое достоинство певца – сильные верхи, беспроблемные с точки зрения взлета на них. Ради таких широкая публика готова закрыть глаза на многое (чему свидетельство и описываемый концерт). Наконец, самое приятное впечатление вечера: артист отлично выглядел. Природная склонность к павароттиевским объемам, казалось бы, фатальная, побеждена напрочь. Так бы кардинально ему расправиться и со своими вокальными изъянами...