Это был концерт XXIII Московского Пасхального фестиваля, который проходит с 25 апреля по 16 мая, — концерт не первый, но знаковый, если помнить о том, что 9 мая прозвучало сочинение, которым Рахманинов в 1915 году откликнулся на события Первой мировой войны, выразив всю боль и тревогу за судьбу родины и своего народа, а сегодня в силу политических реалий эта боль и тревога снова с нами. 

Во «Всенощном бдении» Рахманинов синтезировал достижения русской музыки, словно примиряя московскую школу (Чайковский, Кастальский) и петербургскую (Мусоргский, Римский-Корсаков), церковную музыку и светскую, в нем явственно влияние золотого века русской оперы, и в силу своей сложности это сочинение, предназначенное для литургического бытования, не исполняется целиком во время богослужений. 

Но на концертной эстраде «Всенощное» весьма востребовано. В прошлом году, когда отмечалось 150-летие со дня рождения Рахманинова, оно звучало, можно сказать, даже слишком часто. Строго говоря, его не забывали никогда, даже в советские годы, пусть исполнения и были крайне редкими: остались памятные записи с участием великих Ивана Козловского и Ирины Архиповой. Из слышанного вживую в последние десятилетия остаются в памяти замечательные интерпретации Хора Минина и Капеллы Полянского — очень разные, но одинаково глубокие и прекрасные. Хор Мариинского театра предложил свою версию. В чем-то она следует канону, выработанным за более чем сто лет традициям исполнения, в чем-то значительно отличается от привычных трактовок. 

Театральный хор преобразился в строго филармонический организм, ни единым движением не выдавая своей артистической сущности, словно «отдыхая» душой и телом от лицедейства, глубоко погрузившись в музыкальную суть произведения. Сосредоточенность выражалась и в пристальном внимании к нотному тексту. Опытный коллектив, в памяти которого десятки партитур, исполняемых наизусть, казалось, не отрывался от папок с нотами. Но только злопыхатель мог бы усмотреть в этом «чтение с листа» — доброжелательный глаз сразу заметил бы иное. Все ключевые моменты — снятия, вступления, ключевые фразы для той или иной партии, акценты — фиксируются певцами скрупулезно, каждый зорко внимает хормейстеру, чутко откликаясь на малейший его знак, малейший посыл. 

Театральную суть коллектива можно было ощутить через развернувшийся вокальный театр. Богатейший звук — яркий, сочный, сияющий тысячами обертоновых переливов — та ценность, которая отличает высококлассный оперный хор, особенно хор русский. Уже в начальных возгласах «Приидите» можно было сполна прочувствовать и оценить невероятную мощь: звуковой шквал буквально обдавал зал, заставляя все внимание устремить к сцене и учащая сердцебиение. Стоглавый «рев», устрашающий, но при этом стилистически точный, завораживает сам по себе. Через такую подачу коллектив выражает истовость молитвы, торжественность призыва, гимническую сущность многих страниц «Всенощного». 

На другом полюсе выразительных возможностей динамики — тончайшее пиано, ажурно-кружевное, легкое, как дуновение ветерка: его градации от пианиссимо и далее по уменьшению звучности поистине безграничны. Между этими полюсами звучности — колоссальное количество ступеней, помноженных на разнообразие и богатство оттенков: это уже невероятный объем и глубина выразительных возможностей. Прибавим к этому красоту тембров, интонационную чистоту и идеальный баланс между партиями — можно ли желать лучшего хорового звучания? 

Особое удовольствие получаешь от прозрачности звуковедения, какового достигает хор особенно в лирических фрагментах. Не обедняя звука, не делая его менее объемным, он умеет создать картину абсолютной ясности в изложении, когда внятно слышен голос каждой партии, каждый подголосок, но не утрачивается и эффект целостности, восприятие единой картины. 

Хоровым партиям — только восторженные эпитеты. Мариинские басы продемонстрировали одновременно теплое и твердое, поистине гранитное звучание, ожидаемо блеснув экстремальными низами в финале «Ныне отпущаеши». Строгое и трепетное звучание альтов — своего рода основа всего колорита исполнения. Тенора варьируют звучание от нежнейшего лиризма до истовых, пронзительных возгласов колокольного типа. Лишь сопрано при всех суперлативах можно пожурить за не всегда округлое, резковатое звучание, что заметно там, где партия солирует. 

Солистами выступили артисты хора. Меццо Мария Шуклина порадовала высоким академизмом, сдержанностью и одновременно сердечностью вокализации, а также превосходной дикцией. Оба тенора — Алексей Великанов и Александр Шашкин — казалось, развивали темброво-динамические традиции еще свешниковского исполнения опуса (первого записанного на грампластинку): их яркие, тревожащие душу голоса напоминали и плач, и колокольный звон, и исступление молящегося. 

Трактовка хормейстера Константина Рылова отличалась неожиданным темповым планом, в особенности в «Шестопсалмии»: более динамичное прочтение придавало некоторым разделам дополнительные драматические, если не трагедийные краски. Управление глыбами звуковой мощи, достижение невероятного тембрового и динамического разнообразия, выразительной фразировки осуществлены маэстро по высшему классу. Рылову удалось передать всю художественную глубину партитуры: на протяжении часа хор Мариинского театра держал в напряжении наэлектризованный эмоциями зал, благодарно взорвавшийся овациями в конце исполнения.  

Фотограф - Татьяна Скипетрова