С мэтрами на равных

«Юбилей» РНМСО отмечали с размахом. Закавычиваю слово «юбилей», потому что применительно к 5-летию оно звучит не слишком серьезно. Но само событие – очень даже серьезное. Недаром в фойе КЗЧ шагу было не сделать, чтобы не столкнуться с кем-то из директоров столичных коллективов или дирижеров. Детище Алексея Шалашова стало за это время вполне конкурентоспособным «младшим братом» наших оркестров-грандов, зачастую даже выигрывая у них негласное состязание в том или ином репертуаре. Вот и участвовать в юбилейном вечере пригласили не кого-нибудь, а Валерия Гергиева с Денисом Мацуевым.

Начал программу Гергиев «Испанским каприччио» Римского-Корсакова. Похоже, что «великий и ужасный» маэстро уже одним своим присутствием за пультом действует на молодых музыкантов как гипнотизер, и они нередко даже «перевыполняют» его указания. Во всяком случае, я не припомню у них такого «жирного» звука на tutti с каким-либо другим дирижером. Возможно, это еще и некий компенсаторный эффект, вызванный недостаточным количеством репетиций.

В Сюите из «Ромео и Джульетты» Прокофьева, впрочем, подобных пережимов почти не наблюдалось. Но в то же время здесь порой возникали неожиданные киксы у медных, чего опять-таки не было с другими маэстро. И тут уже дело, вероятнее всего, в непредсказуемости самого Гергиева, понимать все спонтанные импульсы которого в полной мере способен только Мариинский оркестр. Но мелочи мелочами, а играли они эту музыку самозабвенно, искренне, с предельной эмоциональной отдачей и местами не без тонкой нюансировки.

Кульминацией концерта стал «Прометей» – он же «Поэма огня» – Скрябина. Сам Гергиев балансировал между Скрябиным и Вагнером (чье воздействие на первого трудно отрицать), но целое, тем не менее, получилось весьма впечатляющим. Даже при том, что маэстро почти не использовал нюанс piano, хотя у Скрябина все начинается с очень тихой музыки. Зато «огня» было даже с избытком. Но, пожалуй, главным героем я бы назвал Дениса Мацуева, сыгравшего свою партию не только с присущей титану Прометею мощью, но и со всем богатством скрябинских оттенков, каковых несколько не хватало в звучании оркестра.

Региональные десанты

Оркестр Белгородской филармонии давно числится среди лучших региональных коллективов России. Нынешний приезд эту репутацию не то чтобы укрепил, однако, в общем-то и не опроверг. Симфонию-концерт для виолончели с оркестром Прокофьева музыканты под управлением своего многолетнего шефа Рашита Нигаматуллина сыграли на достаточно высоком уровне, но все же главным героем здесь был солист Александр Рамм. Кстати, это прокофьевское сочинение – пожалуй, самое загадочное и герметичное, и одно из самых трудных как технически, так и с точки зрения формы – сегодня можно услышать в основном именно в исполнении Рамма, который, кажется, способен в любой момент сыграть его с ходу без малейшей запинки.

Во втором отделении оркестр вполне качественно сыграл «Шехеразаду» Римского-Корсакова. Ощущалось, что произведение хорошо отрепетировано, и теперь музыканты во главе со своим шефом просто демонстрируют нам результат. Встречались и тембровые находки, да и драйв не то чтобы вовсе отсутствовал, но, похоже, и он тоже был заранее отработан. Ничего спонтанного, рождающегося здесь и сейчас. В целом неплохо, но несколько скучновато…

***

Концерт ГАСО РТ под управлением Александра Сладковского с Третьей симфонией Малера ожидался как одно из главных событий недели. Ожидания, однако, оправдались лишь отчасти.

Третья симфония – последняя, которую ГАСО РТ со Сладковским еще не играли. Премьера состоялась в Казани, а день спустя и в Москве. По той же схеме все происходило и десять месяцев назад со Второй симфонией, оставившей очень сильные впечатления. С Третьей вышло не совсем так. Но она, правда, и гораздо труднее. Не присутствовав на казанской премьере, могу лишь предположить, что там-то все сложилось, но музыканты и их маэстро слишком устали, и одного дня на восстановление сил оказалось явно недостаточно. В пользу такого предположения свидетельствует и то, что в этот раз, едва ли не впервые за последние годы, мы услышали немало киксов у духовых. На той же Второй, к примеру, их не было вовсе. Но дело, конечно, не только и не столько в этом. В первой части музыкантам все никак не удавалось по-настоящему раскачаться, форма рассыпалась на глазах, пульса и нерва почти не ощущалось, и никакой «вольтовой дуги» между сценой и залом не возникало. Со второй и третьей частями обстояло заметно лучше, а четвертую и пятую во многом вывезли на себе Ольга Бородина (хотя она и выступала простуженной, о чем нас предуведомил перед началом Артем Варгафтик) и два хора – «Мастера хорового пения» и Большой детский хор им. В.С. Попова. Настоящее же преображение произошло в финале. Пусть даже и там звучание духовых не назовешь вполне чистым, общий тон и настрой были схвачены сразу и выдержаны до конца. И музыканты, и слушатели словно бы перенеслись в какое-то иное измерение. За такой финал легко можно простить очень и очень многое.

Так или иначе ГАСО РТ имеет теперь в своем активе все малеровские симфонии и даже планирует их записать. Можно не сомневаться, что на записи и с Третьей симфонией все будет как надо. Но трудно отделаться от мысли, что если бы временной промежуток между казанской и московской премьерами был побольше и музыканты, что называется, успели хотя бы немного «выдохнуть», мы бы услышали совсем другую Третью симфонию…

Звезды XXI века

Цикл «Звезды XXI века» существует в Московской филармонии уже около 20 лет. Но я не припомню, когда последний раз в одном концерте сходилось одновременно столько ярких фигур: Иван Сендецкий, Сергей Давыдченко, Анна Цыбулёва (называю в том порядке, в каком они выступали). За пультом ГАСО им. Светланова стоял Михаил Татарников.

Иван Сендецкий, как и четырьмя неделями ранее в «Зарядье», играл «Вариации на тему рококо» Чайковского. Впечатление и тогда было наилучшим, но в этот раз исполнение показалось более проникновенным, а звук – еще более певучим.

«Рапсодия на тему Паганини» Рахманинова в исполнении Сергея Давыдченко оставила неоднозначное впечатление: ощущалось, что произведение не вполне еще отработано, хотя в отдельных местах пианист буквально воспарял на крыльях вдохновения. Так что пусть ожидания оправдались не в полной мере, говорить о неудаче явно не приходится. Но все же в сыгранной им на бис прелюдии Рахманинова свободы и уверенности было заметно больше.

Главной героиней вечера стала Анна Цыбулёва. Если Третий концерт Прокофьева, сыгранный ею незадолго до того в «Зарядье», был просто очень хорош, то нынешнее исполнение Второго стало поистине экстраординарным. Второй концерт – едва ли не самое трудное сочинение в этом жанре. И если сравнить исполнение Цыбулёвой с некоторыми из тех, что я слышал в последнее время в записях – в том числе, например, с Люкой Дебаргом и Николаем Демиденко, – то, на мой взгляд, оно нисколько не уступает, а в чем-то, возможно, и превосходит. Пианистке покорялись сверхсложные пассажи, от которых она легко и непринужденно переходила к лирическим рефлексиям, мягкой певучести. Ее звук, острый, как кинжал, в соответствующих местах, в других обретал почти что кошачью грацию. И если кому-то, кто слушал в первый раз не только ее, но и сам концерт, манера исполнения могла показаться подчас чересчур брутальной, то в сыгранной на бис прелюдии Шостаковича ни на что подобное не было и намека, здесь властвовала тихая, сосредоточенная и задушевная лирика.

Кстати сказать, когда я в первый раз услышал Цыбулёву – она играла в тот вечер Пятый концерт Сен-Санса, – то был покорен, прежде всего, изысканной элегантностью и стилистической тонкостью, даже и не предполагая в ней той силы и мощи, что проявились в прокофьевских концертах, особенно во Втором. Но эта пианистка хороша и в произведениях романтиков (в Сети есть, например, ее превосходные «Симфонические этюды» Шумана). Цыбулёву сегодня лучше знают в Европе, нежели в России, но каждый такой концерт заметно увеличивает число ее поклонников.  

***

После того как Юрий Фаворин в сентябре сыграл в «Зарядье» Четвертый концерт Бетховена, очень захотелось услышать в его исполнении и остальные. Частично эту возможность предоставила Московская филармония, включив в свой цикл «Великие фортепианные концерты» Третий и Пятый. Вместе с Фавориным выступал Российский национальный оркестр, за пульт которого встал Ариф Дадашев.

В чем секрет фаворинского Бетховена? Вроде бы никаких особых изысков, сверхоригинальных прочтений в духе Гульда или Валерия Афанасьева мы здесь не найдем. Это не какая-то другая, неведомая музыка, но та самая, хорошо знакомая, только звучит она без малейшего налета рутины. Да и сам звук, рождающийся под пальцами пианиста, кажется «тем самым», бетховенским – хотя мы прекрасно знаем, что на инструментах соответствующей эпохи все звучало во многом иначе… Бетховен Фаворина (во всяком случае в фортепианных концертах) – именно венский классик, а не предтеча романтизма, каким предстает у многих других интерпретаторов.  

Фаворин продемонстрировал в этот вечер и свою способность быть разным в зависимости от материала, сыграв на бис одну из «Картин-настроений» Рихарда Штрауса совсем иным звуком, но все с той же изысканностью, аристократизмом исполнительского стиля.

Оркестр во главе с Арифом Дадашевым чутко следовал за пианистом, поддерживая его намерения, пребывая с ним на одной волне. Дадашев проявил себя отличным партнером, но и в целом тонко чувствующим эту стилистику музыкантом. Прекрасно прозвучали под его управлением и две увертюры Мендельсона – «Морская тишь и счастливое плаванье» и «Сказка о прекрасной Мелузине».

***

Открытием недели стала Арина Лазгиян. Это имя практически неизвестно московской публике, хотя заканчивала пианистка Московскую консерваторию, став последней ученицей Веры Горностаевой. После этого она училась еще и в Лондоне, выступала в престижных концертных залах разных стран. Москвичам ее ныне открыла продюсер Елена Харакидзян. О концерте, проходившем в камерной обстановке галереи «Нико», вмещающей немногим более сотни слушателей, знало не так много народу. Да это и был концерт для узкого круга со сверхизысканной программой. Первое отделение было посвящено английской музыке, второе – французской. С этими двумя странами пианистка была тесно связана на протяжении ряда лет и успела проникнуться их духом, что называется, до кончиков ногтей.

Арина Лазгиян не поражает особо виртуозной техникой, хотя вполне достаточно оснащена в этом плане; нет у нее и электризующей зал с первых звуков сверххаризмы. Отнюдь не уверен, что она чувствовала бы себя в своей тарелке в большом зале и с оркестром. Ее главный талант – способность глубоко погружаться в музыку, постепенно втягивая вместе с собой и слушателей.

В первом отделении подчас казалось, что пианистка чересчур эмоционально сдержанна. Впрочем, какой такой темперамент нужен в детских вальсах Бриттена, написанных им в 10-12-летнем возрасте в подражание Шуберту и отчасти Шопену? Или в его же юношеском «Каникулярном дневнике»? Все это слушать было чрезвычайно интересно. Как и пьесы совершенно неизвестного у нас Сирила Меира Скотта, с чьим именем связывают возникновение музыкального импрессионизма в Англии.

Французское отделение открыли два ноктюрна Форе, прозвучавшие уже гораздо теплее, задушевнее. Следом были исполнены Сонатина и «Благородные и сентиментальные вальсы» Мориса Равеля. На фоне всех прочих деликатесов последние выглядели едва ли не шлягером, хотя, вообще-то говоря, встречаются они в программах наших пианистов не так чтобы уж очень часто. Это был истинно французский Равель – импрессионистичный и чувственный, но в меру, без особых излишеств. Пианистка вкладывала в эту музыку не только все свои умения и знания, но и самую душу. Вернее, даже не так – вкладывать можно во что-то, лежащее вне тебя, а она, казалось, несет в себе всю эту музыку. И если бы понадобилось дать какую-то краткую характеристику Арины Лазгиян, то я бы сказал, что она, прежде всего – настоящий, глубокий музыкант. Что еще раз и продемонстрировала в сыгранной на бис прелюдии Рахманинова си минор.