Российский национальный оркестр исполнил в «Зарядье» сочинения Малера, Сибелиуса и Чайковского под управлением Кристиана Кнаппа. Этого американского дирижера, давно связавшего свою жизнь с Петербургом и Мариинским театром, в последнее время внезапно возлюбили в столице – без особых к тому оснований. Кнапп, без сомнения, крепкий профессионал, но не слишком интересен как музыкант-интерпретатор. Впрочем, последнее качество не очень-то и требуется в Мариинке, где интерпретации – удел лишь одного человека, а Кнаппа, ведущего текущий репертуар, ценят, прежде всего, за мобильность.

В открывавших программу «Вариациях на тему рококо» Чайковского Кнапп явил себя хорошим партнером. Основное же внимание было приковано к молодому талантливому виолончелисту Ивану Сендецкому, сыгравшему популярнейшее произведение уверенно-технично, но без особой помпы и внешних эффектов, строго и сосредоточенно. Прозвучавшую следом симфоническую поэму Яна Сибелиуса «Сага» Кнапп продирижировал «крупным помолом», во многом лишив это изумительное произведение красок и воздуха.

Четвертая симфония Малера оказалась представленной на каком-то внешнем, поверхностном уровне. Первые две части прозвучали довольно прямолинейно, без иронии и гротеска, каковых здесь едва ли не больше, чем в каком-либо другом сочинении Малера. Третья часть, окрашенная лирико-созерцательным настроением, переходящим в мистический экстаз, дирижеру в целом удалась. Финал же, имеющий у Малера двойное дно, трактовался как-то уж слишком однозначно. Впрочем, оркестр был на высоте, а Лилия Гайсина весьма неплохо спела сопрановое соло.

***

Несколько дней спустя интересную программу исполнил в том же зале Национальный филармонический оркестр России под управлением Арсентия Ткаченко. Открыла ее Симфония №35 («Хаффнер») Моцарта, сыгранная, как и положено, камерным составом. Все было стройно и стильно, хотя и несколько шаблонно.

Первое отделение продолжили «Песни об умерших детях» Малера, в которых солировал Игорь Подоплелов. Этого молодого певца не раз доводилось слышать последнее время в барочном репертуаре, где он оставлял благоприятное впечатление. И вот – Малер. Красивый голос звучал ровно во всех регистрах и легко наполнял зал, не теряясь за оркестром. Музыкальные нюансы в основном соблюдались, и какой-то намек на общее настроение присутствовал. Однако тембрально голос практически не менялся на протяжении цикла, да и в целом складывалось впечатление, что Подоплелов имеет лишь приблизительное представление о смысле того, что он поет.

Во многом противоположную картину явила Анна Аглатова, в чьем исполнении прозвучали «Четыре последних песни» Рихарда Штрауса. Здесь было все в порядке и с самой музыкой, и с заложенными в тексте смыслами. Аглатова даже пыталась «играть» музыку (движениями и мимикой) в те моменты, когда не пела. Жаль только, что ее голос в низком и отчасти среднем регистрах почти тонул в оркестре. И думалось: вот бы ей исполнить этот цикл в версии с фортепиано и в Малом зале – эффект был бы намного сильнее…

Для меня, пожалуй, наиболее интересной частью программы стали «Извечные песни» Мечислава Карловича. Этот талантливый представитель позднего польского романтизма (погибший молодым в результате несчастного случая) у нас мало известен, хотя, безусловно, заслуживает внимания. И его симфонический триптих – сочинение по-своему замечательное. Для оркестра оно не представляет особых сложностей, но для дирижера в нем имеются подводные камни. Здесь есть риск как «растечься по древу» и упустить форму, так и впасть в высокопарное занудство. К счастью, Ткаченко избежал и того, и другого. Его искренняя увлеченность этой музыкой передалась оркестру, и в результате мы услышали весьма вдохновенное исполнение. Возможно, только в первой части («Песнь о вечной тоске») дирижеру не стоило так уж нагнетать романтические экстазы, коих с избытком в последующих частях, но в первой они как бы не совсем в тему…

Достойно проявил себя Ткаченко и в обоих вокальных циклах, особенно в малеровском, который в чем-то сродни его «Песни о земле» (там даже есть чисто музыкальные пересечения). От дирижера здесь зависит, пожалуй, не меньше, чем от солиста. И если при исполнении «Песен об умерших детях» трагический характер все-таки ощущался, то, прежде всего, в звучании оркестра.

***

Первый сольный концерт в БЗК Константина Хачикяна стал заметным событием не только по факту. Этот достаточно молодой еще пианист принадлежит к числу наиболее интересных и талантливых российских музыкантов своего поколения (его непрохождение в финал последнего Конкурса Чайковского можно рассматривать, скорее, в качестве курьеза, каковых всегда хватает на конкурсах; любопытно, кстати, что двое из нынешних лауреатов, Валентин Малинин и Станислав Корчагин, не прошли в финал прошлогоднего Конкурса пианистов, дирижеров и композиторов им. Рахманинова, где оказавшиеся ныне в аналогичной ситуации Александр Ключко и Константин Хачикян были как раз среди победителей).

Впервые я услышал Хачикяна шесть лет назад в Камерном зале филармонии. Пианисту было на тот момент лишь 22 года, но он уже производил впечатление незаурядной личности, тонкого и глубокого музыканта с собственным лицом.

Хачикян – пианист преимущественно романтического репертуара. И, кстати, круг имен в той давней программе во многом совпадал с представленным ныне: тогда были Шопен, Скрябин и Рахманинов, теперь – Шопен, Скрябин и Метнер. Многие пианисты наверняка предпочли бы поставить более популярного Шопена во второе отделение. Хачикян поступил иначе, руководствуясь, вероятно, не только хронологией, но и желанием лишний раз подчеркнуть преемственность романтической традиции в фортепианной музыке – от Шопена к Скрябину, а от него к Метнеру. В «Сонатной триаде» – сравнительно раннем сочинении Метнера – можно заметить следы и Шопена со Скрябиным, и Рахманинова, но вместе с тем уже и взгляд в сторону импрессионизма Дебюсси. В трактовке Хачикяна все это прозвучало очень внятно, не создавая, однако, ощущения пестроты, и произведение в целом, весьма непростое по форме, выстроилось у него убедительно да сверх того еще и эмоционально заразительно, что для Метнера не слишком характерно.

Трудно сказать, что произвело наиболее сильное впечатление в этой программе, но хотелось бы особенно выделить Восемь этюдов (op. 42) Скрябина и Сонату си минор Шопена. Музыка Скрябина звучала так, будто рождалась здесь и сейчас, под пальцами пианиста. А соната Шопена была сыграна не просто безупречно по форме и в техническом плане, но и покоряла какой-то трепетной, личной интонацией. Такого Шопена – задушевного и в то же время не слишком сентиментального – сегодня нечасто услышишь. Хачикян играл еще и Четыре мазурки (op. 17), а на бис – самый знаменитый и, казалось бы, донельзя заигранный шопеновский Вальс №7 до-диез минор, прозвучавший удивительно свежо и искренне. Еще один бис – 12 прелюдия Рахманинова (из op. 32) – заставил с сожалением вспомнить о том, что концерт, в котором пианист сыграл все 24 прелюдии, почему-то прошел мимо меня... 

***

Vivacello Бориса Андрианова проводили уже в пятнадцатый раз. Фестиваль этот неизменно отличают изысканный вкус составления программ и высочайший класс участников. В разные годы на нем выступали практически все лучшие современные виолончелисты: Андрианов конкуренции не боится, он ее культивирует. Сегодня «иных уж нет, а те далече», но все еще есть – помимо, разумеется, самого Андрианова – Александр Рудин, Александр Князев и Александр Рамм, а также ряд их молодых и пока не очень раскрученных коллег.

Я побывал на концерте, состоявшемся в ДК «Рассвет» и приуроченном к 280-летию со дня рождения Луиджи Боккерини. Один из первых композиторов, ставших писать для солирующей виолончели, Боккерини и сам превосходно играл на этом инструменте. Понятно, что фестиваль и вне каких-либо дат не мог обойтись без его творчества, а одна из тем композитора долгое время служила музыкальной эмблемой. В нынешнем концерте были исполнены сразу три виолончельных концерта Боккерини – Пятый, Седьмой и Девятый – вместе с его симфонией La casa del diavolo («Дом дьявола»), а также посвященное ему сочинение Джованни Соллимы L.B. Files для виолончели и струнных – своеобразный музыкальный рассказ о Боккерини. Исполняли все это оркестр Musica Viva под управлением Александра Рудина, в качестве солистов выступали сам Рудин (един в двух лицах), Андрианов и два молодых виолончелиста – Камиль Мухаметдинов и Эмин Мартиросян. Все были хороши, хотя по части мастерства и музыкантской глубины конкурировать с Рудиным и Андриановым им пока сложновато. Все сочинения слушались с наслаждением, а произведение Соллимы – с большим интересом. Здесь были и стилизация а-ля Боккерини, и авангардные техники, и откровенное, хотя и вполне безобидное хулиганство, сообщавшее произведению и его исполнению дополнительное обаяние…

***

И все же главным музыкальным событием недели я бы назвал прошедший в «Зарядье» концерт фестиваля «Скрипач на все времена», посвященного Юлиану Ситковецкому. Героем вечера был Никита Борисоглебский, выступавший в сопровождении Musica Viva под управлением Ивана Никифорчина. Порой казалось, будто на Борисоглебского в этот вечер снизошел дух его выдающегося предшественника, потому что играл он на каком-то исключительном уровне. Тремя неделями ранее я был на его отличном выступлении в КЗЧ, но то, что мы услышали в этот вечер, было едва ли не на порядок выше.

Впрочем, Пятый концерт для скрипки с оркестром Моцарта был просто очень хорош. Скрипка Борисоглебского звучала красиво и изящно, его техническое мастерство представало во всем блеске, но что касается откровений, то они все же были связаны со Скрипичным концертом Бетховена. И здесь уже речь шла не просто о красоте, но о музыке небесных сфер, которая слышалась в звуках скрипки. Оркестру не всегда удавалось настроиться на ту же волну, поскольку дирижирование Никифорчина было все же более импульсивным. Но это в свою очередь порождало эффект своеобразного диалога: оркестр словно бы задавал волнующие его вопросы бытия, а солист в ответ приоткрывал завесу над высшими духовными истинами.

Оркестр сыграл также две увертюры – к моцартовскому «Директору театра» и к бетховенским «Творениям Прометея». И то, и другое прозвучало превосходно. Похоже, что именно классицизм (к каковому относится также и Боккерини) более всего к лицу коллективу.

А Никифорчин в нынешнем сезоне добавил к своему «донжуанскому списку» еще как минимум три оркестра (Musica Viva, РНО и МГСО). Неохваченных среди московских коллективов остается уже едва ли не меньше, чем пальцев на руке…