«Аида» появилась в программе фестиваля Динары Алиевой Opera Art с тем, чтобы талантливая певица могла попробовать себя в заглавной партии. Алиева долгое время держалась рамок лирического репертуара, лишь в последние несколько лет сняв внутреннее табу на партии драматического плана. Обращение к Аиде стало лишь вопросом времени. Сказать, что первая проба оказалась стопроцентно удачной, было бы, наверное, некоторым преувеличением: голос звучал поначалу напряженно, неровно и не всегда интонационно чисто, однако во второй половине оперы буквально расцвел. Сцену у Нила и финальный дуэт Алиева спела прекрасно.

Впрочем, и Михаил Пирогов, уже исполнявший партию Радамеса в Красноярске, тоже не сразу продемонстрировал настоящий вердиевский вокал. Уверенности ему вполне хватало, но звучание поначалу было довольно жестким, и только к последнему дуэту голос обрел более итальянский характер, в нем появились мягкие и нежные краски.

Зато безоговорочно хороши от начала и до конца были Ксения Дудникова (Амнерис) и Игорь Головатенко (Амонасро). Последний к тому же поразил и звуковой мощью, прежде с ним отнюдь не ассоциировавшейся. Неплохим Рамфисом оказался молодой бас Константин Федотов.

ГАСО им. Светланова дирижировал Ариф Дадашев. Все было более или менее профессионально-добротно, местами даже по-настоящему хорошо, но в целом все же «на живую нитку». К тому же из-за не совсем продуманного расположения солистов (и при отсутствии мониторов) дирижеру приходилось все время оборачиваться, чтобы они не слишком разъезжались с оркестром и хором («Мастера хорового пения» под руководством Льва Конторовича были, как всегда, на высоте). И это обстоятельство, как, вероятно, и явственная недостаточность общих репетиций, не очень способствовало тому, чтобы воспарить на крыльях вдохновения…

***

Исполнение баховских пассионов – событие уже просто по факту. Нынешние «Страсти по Иоанну», безусловно, впечатляли, хотя вместе с тем в чем-то и разочаровывали. Конечно, достоинств у этого исполнения было явно больше, нежели недостатков, но все же…

Екатерина Антоненко – признанный специалист по старинной музыке и выдающийся хормейстер, а ее вокальный ансамбль Intrada становится украшением любой программы, в которой участвует. В данном случае, однако, Антоненко взяла на себя еще и роль дирижера. С синхронностью звучания все было в порядке, как и с общей музыкальной атмосферой. Но не хватало настоящего дирижерского импульса, единой воли, передающейся всем без исключения и увлекающей за собой как исполнителей, так и слушателей. Не хватало, наконец, собственно интерпретации. Это было именно что хормейстерское дирижирование.

Скажут: но ведь во времена Баха дирижерской профессии в нынешнем понимании вообще не было. Да, но ведь и исполнялись оратории и мессы совсем в иных условиях, будучи составной частью церковной службы. Достаточно было обеспечить синхронность звучания, а дальше вступали в силу «обстоятельства места»: акустические особенности и сами своды собора – конечно, вкупе с абсолютной и безоговорочной верой исполнителей и слушателей – уже настраивали на необходимый лад. Теперь же именно от человека, стоящего за дирижерским пультом, зависит, насколько все участники проникнутся духом произведения и его содержанием, насколько оно проймет публику как музыкально-художественное целое, а не только за счет ярких отдельных фрагментов. И в этом смысле то, что прозвучало в КЗЧ, решает лишь часть задач, стоящих сегодня перед исполнителями духовных ораторий.

Государственный камерный оркестр России, для которого барочная музыка не является таким уж ноу-хау, играл все в усредненной манере, пусть и не без определенной оглядки на принципы исторически информированного исполнительства. Однако в отсутствие соответствующих инструментария и навыков звучанию недоставало барочной остроты и жесткости, а артикуляции – внятности; оркестр даже не всегда был слышен за хором. Зато хоровые эпизоды впечатляли в полной мере, особенно развернутый финальный.

Среди солистов наилучшее впечатление оставили Михаил Нор (Евангелист), Игорь Подоплелов (Иисус), а также Артем Крутько и Лилия Гайсина. Сложнее с Игорем Морозовым. Превосходный оперный тенор, в последнее время активно осваивающий драматический репертуар, он выглядел здесь белой вороной – прежде всего, в плане манеры звукоизвлечения, которую так и не смог в полной мере приспособить для соответствующей вокальной стилистики. И надо ли ему было вообще браться за барочный репертуар, остается большим вопросом…

***

Две интересные симфонические программы были исполнены на прошедшей неделе в «Зарядье», совпав, правда, с моим кратковременным отсутствием в Москве. Однако благодаря трансляциям я получил возможность познакомиться и с ними.

Концерты эти связаны между собой не только залом, где они проходили, но еще и именем Александра Рудина: в первом случае выступал созданный и по-прежнему возглавляемый им камерный оркестр Musica viva (за пультом стоял Алексей Рубин), во втором – РНО под его собственным управлением.

Имя Алексея Рубина в последнее время появляется на столичных концертных афишах очень часто. Не то чтобы его можно было назвать дирижером экстраординарного дарования и мощной харизмы, но это, безусловно, профессиональный, высококультурный, а подчас и глубокий музыкант. Последнее качество он проявил в первую очередь в раритетной «Траурной масонской музыке» Моцарта. Стилистическую точность и вкус продемонстрировал Рубин и в открывавшей программу увертюре к опере Сальери «Цезарь в Фармакузе». Достойно, хотя и без откровений, прозвучала Вторая симфония Бетховена. Столь же достойно молодой дирижер проявил себя и в бетховенском Третьем концерте для фортепиано с оркестром. Но главным героем тут, несомненно, был молодой британский пианист Джордж Харлионо – серебряный лауреат последнего Конкурса Чайковского.

Харлионо играл Бетховена в классическом стиле, без какого-либо пафоса и претензий на героику. Более камерный характер звучания в данном случае был обусловлен еще и тем обстоятельством, что аккомпанировал ему камерный оркестр. Трактовка 22-летнего пианиста выглядела не по годам зрелой и убедительной.

На бис Харлионо сыграл целых три произведения, продемонстрировав различные грани дарования и артистической индивидуальности. Первым стал неожиданный в данном контексте «Маленький принц» Таривердиева. Вторым – знаменитое «Либертанго» Пьяццоллы. Третьим – вариации на тему «Цыганской песни» из «Кармен» Бизе. Во всех этих номерах (судя по всему, в его собственных транскрипциях) Харлионо показал себя яркой и незаурядной музыкальной личностью.

Последнее в полной мере относится и к Равилю Ислямову – также серебряному лауреату последнего Конкурса Чайковского, герою следующего вечера. Вернее – одному из героев. Потому что на сей раз можно говорить о равноправном партнерстве, тем более удивительном, что речь идет, с одной стороны, о 22-летнем скрипаче, а с другой – о многоопытном мастере.

Ислямов – явление исключительное. В свои столь молодые годы он уже заявил о себе как один из самых глубоких, тонких и ярко индивидуальных российских скрипачей. В его трактовке Концерта Чайковского не было ни малейшего намека на самопрезентацию, никакого виртуозничанья, самодовлеющей красивости звучания, как не было и сентиментальной слащавости. Было – погружение в сокровенные глубины чувств композитора (а может быть, также и своих собственных), без всяких всхлипов и надрывов, сосредоточенное размышление. И в лице Александра Рудина скрипач нашел единомышленника в понимании этой музыки. Так ли именно сам Рудин воспринимал ее изначально или же настроился на одну волну со скрипачом, не столь и важно, главное – результат.

На бис Ислямов великолепно сыграл одно из самых популярных сочинений Рахманинова – Прелюдию №5 соль минор в собственном переложении для скрипки соло, сумев передать ее упругий, жесткий, немного даже зловещий ритм и экстатический характер лирического раздела без каких-либо потерь.

Второе отделение Александр Рудин и РНО открыли премьерой симфонической фрески Андрея Головина «Селение небесное». Сочинение это поразительным образом легко воспринимается уже с первого прослушивания, притом что о нарочитой упрощенности говорить не приходится. Начинается оно несколько в вагнеровско-малеровском духе и носит уже изначально не столь просветленный характер, какого можно было ожидать по заглавию, не говоря об отсутствии намека на какую-либо благостность. Мрачный колорит постепенно даже усиливается, словно чтобы напомнить обитателям этого самого селения об аде – в земном его воплощении. Исполнено это сочинение было наилучшим образом.

Прозвучавшую следом Шестую симфонию Сибелиуса Рудин продирижировал безупречно по форме, нигде не теряя сквозной нити музыкального развития (что удается, замечу, далеко не всем даже из весьма крупных дирижеров, обращающихся к последним симфониям финского классика). В отдельных местах, правда, хотелось все же чуть больше импульсивности, но это уже вряд ли по его части…