Пермь – город современного искусства, сегодня этот тезис вряд ли нуждается в каких-либо доказательствах. И главный герой оперы Игоря Машукова Василий Каменский в свое время этому немало поспособствовал. В ключевом для нового искусства 1913 году (среди прочего, это «Весна Священная» Игоря Стравинского, «Пир королей» Павла Филонова, первая крупная ретроспектива Пабло Пикассо) он устроил выставку современной живописи в Перми. А Машуков там же ежегодно устраивает фестиваль современной музыки Sound 59. 

Игорь Машуков – один из немногих российских композиторов, который, кажется, никогда не устает от творчества. Такое впечатление, что перманентное пребывание в творчестве – его естественное состояние, стиль жизни. Сегодня масштабный новый проект могут позволить себе единицы – не самое простое время, когда многим не до реализации и тем более воплощения на сцене столь непростого жанра, как опера. Недавно «Играем с начала» опубликовала рецензию на медиаоперу «Поединок» Ираиды Юсуповой, где все сценическое действие оптимизировано в видеоформате. Игорь Машуков пошел другим путем – в Музее музыки было представлено концертное исполнение его оперы с элементами постановки: скрипка, фортепиано, перкуссия, электроника и восемь вокалистов в апельсиново-черных костюмах вполне в футуристическом духе (не зря это опера-дефиле – так сам автор определяет жанр). Полноценная постановка состоялась в конце мая в пермском ТЮЗе – к 300-летию города; остается надеяться, что и в Москве в обозримом будущем это станет возможным.

Кстати, о Юсуповой я вспомнила неслучайно: есть некоторые общие моменты, которые связывают эти, без сомнения, очень разные проекты. Так или иначе это обращение к футуризму начала ХХ века. А еще – многосоставность, полистилистичность целого, яркие контрасты эпизодов. Это рождает ощущение сложности, хотя сами составляющие могут быть достаточно просты.

Между прочим, в последнее время футуристы становятся все более востребованными, взаимодействие с их творчеством в той или иной форме – все более актуальным. Нельзя не упомянуть в этой связи новую программу (и одноименный компакт-диск) «Там, где жили свиристели» на стихи Хлебникова московского новоджазового ансамбля «Второе приближение». Да и у самого Машукова есть сочинение на стихи Велимира Хлебникова и Якова Полонского «Бог, водами носимый» для хора, солистов и симфонического оркестра. Но вернемся к его опере по «железобетонным поэмам» Василия Каменского (ее главный герой был и приятелем Хлебникова, и его соратником – развивал идеи заумного языка).

Думается, Каменский близок Машукову не только как земляк (оба из Перми), но, прежде всего, как человек, для которого творчество всегда было в приоритете. Именно чистое свободное творчество, не ограниченное какими-либо правилами, условностями, придающее осмысленность существованию, особенно притягательно. Это следует из авторского либретто, которое процитирую в слегка сокращенном виде. 

Начало ХХ века. Люди спешат по своим делам. Услышав шум воды, они замирают и прислушиваются. Среди толпы выделяется поэт Василий Каменский. Звуки воды напоминают ему о реке Каме, где прошли его счастливые детство и юность, о первой любви, первых творческих достижениях.

Каменского охватывает жажда творчества. Окружающие поэта люди заражаются его энтузиазмом, поддерживают во всех начинаниях. Каменскому сопутствует успех как в творчестве, так и в полетах на аэроплане. Творчество поэта устремлено в будущее, а шум мотора аэроплана перерастает в рев турбин современного лайнера.

Появляется Чиновник, который пытается ввести творческий процесс в строгие рамки. Но Каменский и его друзья не слушают Чиновника и продолжают творить. Результатом их творчества становится первый журнал русских футуристов и лучшее произведение Каменского – сборник железобетонных поэм «Танго с коровами». Каменский с друзьями отмечают эти радостные события. Они танцуют танго, слушают граммофон, восхищаются технической новинкой – телефоном.

Веселье прерывает Чиновник, который зачитывает «Постановление об отмене творческих союзов». Единомышленники Каменского не готовы противостоять власти в лице Чиновника, они покидают поэта. Каменский остается один, растерянный и подавленный. Но жажда творчества побеждает, поэт выкрикивает новоизобретенные слова «Ензу», «Ещь» в знак протеста.

Каменский собирается в полет на аэроплане под Варшавой. Мотор заводится только с третьей попытки. Аэроплан взлетает, но через некоторое время падает. Каменский оказывается между жизнью и смертью. Дух смерти зовет его покинуть земной мир. Но поэт слышит звуки воды и воскресает.

Вновь люди спешат по своим делам. Плеск воды заставляет их вспомнить о Каменском. Увидев поэта, друзья обращаются к нему с призывами вновь начать творить, вдохновляют его на новые свершения.

Наступает Вескресение (орфография В. Каменского) – воскрешение и день рождения поэта, которое пришлось на «апрель, пятое, перед Пасхой». Пробиваясь сквозь треск старой пластинки, звучит подлинный голос Каменского, читающего свои стихи. 

Что касается катастрофы аэроплана (почти фатальной), то это факт биографии Василия Каменского, детально воспроизведенный у Игоря Машукова. Так что опера не только по текстам Каменского, но и о нем самом: жизнь поэта и его творчество едины. После авиакатастрофы 29 апреля 1912-го он около года жил в сорока километрах от Перми на хуторе Каменка. Его фамилия резонирует не только с этим хутором, но и – отчасти – с рекой Камой, к которой у поэта было особое отношение: он появился на свет в каюте одного из ходивших по Каме пароходов. Непосредственное воплощение родной реки в его поэзии сказалось в «Поэме о Каме», где он называет себя «сыном реки».

Впрочем, и для Игоря Машукова Кама – священная река, получившая в музыке его оперы достоверное отражение и одну из главных ролей, – она воспринимается как действующее лицо. Олицетворение Камы – партия фортепиано, которая переводит в музыкальные координаты журчание воды, запечатленное в фонограмме. Сначала это тремоло на фоне «солнечного» до мажора, затем – демонстративный обертоновый звукоряд как олицетворение всемогущей природы (здесь скрипка вторит фортепиано).

Другой конкретный источник звука в опере Машукова связан с другой сферой деятельности Каменского. В автобиографическом романе «Путь энтузиаста» Василий Каменский так писал о своем учителе-инструкторе – авиаторе Харитоне Славороссове (кстати, именно ему посвящено стихотворение «Танго с коровами»): «В глазах – взлетающие аппараты. В ушах – музыка моторов». Рокот моторов в опере Машукова переключает восприятие на кейджевское «все есть музыка» (однако Каменский услышал подобную музыку значительно раньше Кейджа). Это как бы выход в реальность.

В том же ключе звучала так называемая альтернативная перкуссия – разнообразные «звуковые объекты»: счеты, пила, рубель, целый ансамбль из восьми коровьих ботал разного размера, приобретенных в течение нескольких лет на блошиных рынках Перми, специально сконструированный композитором арматурофон, в контексте «железобетонных поэм» крайне уместный. Во времена Каменского профессиональных музыкальных инструментов не хватало, поэтому использовали всевозможные бытовые предметы. А уж использовать ботала в «Танго с коровами» сам бог велел. В игре на боталах задействованы вокалисты, к тому же они артистично мычат. Особенно эффектно звучала кульминация ансамбля ботал и затем ее отголоски в электронике. Вообще в опере многое строится на взаимодействии живой игры на акустических инструментах и электронного звучания, фонограммы.

«По совместительству» Каменский был не только авиатором, но и художником, учился живописи у Давида Бурлюка. Его «железобетонные поэмы» графически оформлены: рисунки были выполнены братьями Бурлюками, а вот зональная графика, геометрическое деление листа, требующее нестандартных типографских макетов, – Каменским. К тому же для выразительности используются «разнокалиберные» шрифты. Это еще называют «визуальной поэзией», когда, помимо поэтического, есть и визуальный смысл. Примерно в то же время та же тенденция проявила себя в графической поэзии Гийома Аполлинера, в его «каллиграммах». А наш недавний современник – загадочный поэт-полиглот, фотохудожник и вирусолог Вилли Мельников, творчество которого буквально пропитано духом футуризма, в своей концепции полиязычных лингвогобеленов прямо унаследовал от Василия Каменского графическое разделение пространства листа на зоны.

Игорь Машуков говорит, что старался написать яркую, красочную музыку, подобную оформлению брошюры «Танго с коровами», и это ему, несомненно, удалось. Помимо его авторского стиля, в целом опирающегося на тональность от самых незамутненных ее образцов до самого расширенного ее понимания, это, конечно, танго, причем это вокальное танго a cappella («Жизнь короче визга воробья»), интонационный пласт городских песен, конкретная музыка, рок-ритмы клубной музыки, иногда в многократных повторах паттернов слышится минималистская репетитивность, а ближе к концу звучание женского голоса отдаленно ассоциируется с неким обобщенным древнерусским распевом. Все это в условиях номерной структуры, между номерами которой публика позволяла себе аплодисменты.

Полистилистика у Машукова коррелирует с полистильностью оформления брошюры: кубистическая графика Василия Каменского (визуально напоминающая арматуру) и футуристические рисунки братьев Бурлюков эпатажно сочетаются с цветочным рисунком обоев, на которых она была отпечатана. В опере даже есть соответствующие номера под названием «Музыкальные обои» (привет от Эрика Сати с его «меблировочной музыкой»). А апельсиново-черные костюмы вокалистов создавались пермскими модельерами на основе принтов обратной стороны той самой обойной бумаги.

В конце аплодисменты органично встроились в ритмику клубной музыки и, кажется, окончательно разрушили условную границу между искусством и реальностью, исполнителями на сцене и слушателями в зале. Что касается исполнителей, кроме очевидного высокого профессионализма было совершенно ясно, что им музыка небезразлична, они по-настоящему увлечены проектом. В отношении современной музыки это бывает далеко не всегда.

В концерте-спектакле участвовали музыканты и солисты из Перми, Екатеринбурга, Санкт-Петербурга и Москвы: Миша Нор, Ольга Попова, Дарья Терещенко, Анна Кохан, Наталья Кокорина, Александра Александрова, Андрей Чернопазов, Кирилл Троицкий, Олег Бударацкий, Марина Окуневич, Сергей Крылов, Анастасия Выймова. Музыкальный руководитель и дирижер – проректор Пермского государственного института культуры Татьяна Иванова, в трактовке которой чувствуется отличное знание современной музыкальной сцены. Именно она обучила вокалистов некоторым нестандартным приемам и в итоге добилась стильного звучания. 

* * *

После небольшого антракта состоялась презентация Пермского регионального отделения Союза композиторов России – к 30-летию организации. В исполнении солистов ансамбля Red Sound, а также Анны Гостевой, Оксаны Изотовой и Юлии Пантус звучала в основном музыка тональная, приятная уху среднестатистического слушателя. Это сочинения Оксаны Изотовой, Виктора Пантуса, Дмитрия Батина. Евгения Кудряшова и Никита Широков выбивались из этого ряда более свободным пониманием тональности. Кстати, Широков в сентябре получил премию им. Д.Д. Шостаковича, с чем его непременно стоит поздравить. Его «Листок из дневника. 21 августа 1991 года» для скрипки соло – экспрессионистски перенапряженная линия, которая слушается с неослабевающим интересом (а удерживать внимание аудитории только солирующей скрипкой очень непросто). Его же романс на стихи Анны Ахматовой «Молюсь оконному лучу» выполнен в духе Серебряного века. Здесь нет ничего экстрарадикального, но и консервативного тоже нет: тональность разукрашена хроматикой, которая иногда встраивается в нее, а иногда звучит чисто колористически.

Исполнялась музыка не только уже сформировавшихся авторов, но и учеников Игоря Машукова, в том числе студентки Пермского государственного института культуры Анастасии Выймовой, заведовавшей на концерте электроникой. В «Вариациях на тему русской народной песни пермского края “У ворот девки”» для скрипки и электроники ей удалось бережно воссоздать атмосферу деревни в русской глубинке, и при этом ее опус слушается как абсолютно современный. Мерцающие холодноватые тембры в фонограмме органично сочетаются с архаичным фольклорным пением, что воспринимается как некая объективная реальность, а параллельно звучащий «человеческий голос» скрипки – как субъективное начало. Это живая, непридуманная музыка, сторонящаяся штампов.