Малера в этом сезоне играют в Москве как никогда много, притом что никакого формального повода вроде бы и нет. «Зарядье» проводит абонементный цикл, включающий все симфонии композитора, да и в программах Московской филармонии они появляются заметно чаще, чем в предыдущие годы. И это явно нечто большее, чем простое совпадение: Малер – один из немногих композиторов, кто не боялся смотреть в лицо смерти, пытаясь найти ответы на вечные вопросы существования отдельного человека и всего человечества, – как мало кто другой резонирует сегодняшним настроениям. Потому-то и месяца не проходит без его симфоний. Пятая в январе была исполнена даже дважды – РНО под управлением Димитриса Ботиниса в КЗЧ и, спустя неделю, МГАСО под управлением Юстуса Франца в «Зарядье». А еще через неделю, в самом начале февраля, в КЗЧ прозвучала Вторая симфония в исполнении ГАСО Республики Татарстан под управлением Александра Сладковского.

Две Пятых почти подряд, и не в виде повтора, а силами разных творческих команд, – событие чрезвычайно редкое и предполагающее некий элемент заочного состязания, если не для самих участников, то хотя бы для части слушателей, присутствовавших на обоих вечерах. Результат же в случае с Малером почти всегда непредсказуем, даже у признанных его интерпретаторов (например, у Валерия Гергиева, дирижирующего малеровские симфонии приблизительно с той же частотой, что и вагнеровские оперы, доводилось слышать как шедевральные, так и абсолютно провальные исполнения). Да и среди оркестров лучшее качество не всегда демонстрируют занимающие первые строчки в различного рода рейтингах...

У Ботиниса Пятая симфония захватывала сразу. Дирижеру удалось найти столь важную здесь личностную, исповедальную интонацию «от первого лица», воздействуя не только на музыкантов, но и на душевные струны слушателей. Весьма протяженное музыкальное действо разворачивалось подобно нити жизни и воспринималось на одном дыхании. Если бы так же было и в финальной части, я бы назвал эту Пятую среди лучших, какие доводилось слышать живьем за последнее десятилетие, – даже несмотря на обилие киксов и смазанных нот у медных духовых, чего за РНО прежде не водилось, – по крайней мере, в таком количестве. Но в финале вдруг как-то резко упал пульс, поплыла музыкальная форма и заметно просело общее качество звучания уже не только у медных, но отчасти и у деревянных духовых. Вероятно, одна из причин в том, что перед Пятой симфонией было еще и первое отделение (в котором Александр Романовский исполнил с оркестром Первый концерт Листа и его же «Пляску смерти»). Не раз доводилось наблюдать подобный эффект: когда симфониям Малера – исключая разве только Первую и Четвертую – предшествует что-либо еще, то музыкантам редко хватает сил выдержать качество до конца.

Дело, конечно, не только в причинах сугубо технического порядка. Ведь и самому Малеру этот финал удался менее всего, и у интерпретаторов он весьма нечасто получается в полной мере. К тому же у Ботиниса Пятая симфония была о «сегодня, сейчас» – не в плане каких-либо аллюзий, но в самом ощущении времени, – и в таком контексте финальный «хеппи-энд» казался искусственным, а роль кульминации взяло на себя Adagietto, воспринимаемое как мечта о недостижимом.

У Юстуса Франца Adagietto тоже стало центром композиции, но это была, скорее, ностальгия по прекрасному прошлому. Трактовка Франца повествовала о том, что происходило когда-то давно. Соответственно, и темпы оказались едва ли не самыми медленными (симфония продолжалась 85 минут; для сравнения – у Ботиниса было примерно 72 минуты, а, к примеру, в записи Кондрашина хронометраж и вовсе 63 минуты). Зато финал неожиданно прозвучал с вполне классической стройностью. Что касается оркестра, то он всю симфонию сыграл практически без помарок. Конечно, у РНО звучание струнных было несравненно богаче, но у МГАСО не в пример лучше проявили себя духовые.

Вероятно, дело все же не только в том, что Пятая симфония исполнялась в «Зарядье» без каких-либо «довесков». Франц, судя по всему, гораздо больше ее репетировал, добившись в итоге от оркестра второго ряда достаточно высокого уровня. Наверное, многоопытный маэстро, дирижировавший малеровские симфонии на протяжении долгих лет с самыми разными оркестрами, знает какой-то секрет, как проскочить наиболее опасные для музыкантов рифы.

* * *

Качество исполнения от начала и до конца и убедительность интерпретации в целом сошлись во Второй симфонии, представленной ГАСО Татарстана во главе с Александром Сладковским. Этот коллектив в последние годы играет Малера много и часто, но Вторая симфония стала для них премьерой. Точнее, премьера состоялась несколькими днями ранее в Казани, а уже затем – в Москве. Однако ощущение было такое, что материал глубоко ими освоен. И то сказать: Сладковский со своим коллективом давно составляют единое целое, да и репетировать маэстро имеет возможность ровно столько, сколько считает необходимым. Результаты налицо. И техническое совершенство игры оркестра в данном случае подразумевалось.

Сладковский уверенно вел этот «философский корабль» к финальной «благой вести». Симфония под названием «Воскресение» завершается, как известно, таким вот откровением: «все, что умерло, должно воскреснуть». Малер здесь попытался в некотором роде превзойти христианское вероучение, обставляющее возможность такого воскресения рядом условий. В дальнейшем, правда, композитор отошел от подобного рода идей. Что касается интерпретации Сладковского, то речь, скорее, шла не о воскрешении в физическом смысле, но о чаемом духовном возрождении. И нам вслед за ним очень хотелось в это поверить…

За те без малого полтора часа, что длилось исполнение, ни разу не возникало мысли о «божественных длиннотах». Рубильник высокого напряжения как включился с первых тактов, так бесперебойно и работал до самого конца, не отключаясь и на время отвлеченных рефлексий второй и третьей частей. В отличие от иных маэстро, Сладковскому отнюдь не приходилось прикрывать чрезмерным нажимом сырость трактовки – у него все было проработано и отточено, не требуя дополнительных сверхусилий непосредственно на концерте, где он мог позволить себе свободно предаваться творчеству, а вернее – сотворчеству, поскольку и музыканты ощущали себя в этом материале столь же свободно.

То же можно сказать и о «Мастерах хорового пения» под руководством Льва Конторовича. Даже и не припомню, чтобы когда-либо прежде слышал у них в этой симфонии такое потрясающее засурдиненное звучание самого первого хора, доносившегося, казалось, прямо с небес. И этот эффект, несомненно, возник по замыслу маэстро Сладковского.

Превосходно спела контральтовую партию Агунда Кулаева. По части попадания в дух и смысл музыки немногим уступала ей и Анна Аглатова в сопрановой партии, хотя ее голоса здесь все же не всегда хватало.

…Десять лет назад Вторую симфонию в тех же стенах исполнял амстердамский Консертгебау под управлением Мариса Янсонса, 80-летие со дня рождения которого отмечалось в нынешнем январе. Сладковский посвятил концерт памяти этого выдающегося маэстро – и результат оказался вполне достойным объекта посвящения.