Больше трех десятилетий Нижегородской Оперой руководила Анна Ермакова – эта была целая эпоха, вобравшая в себя много привлекательного: и появление фестиваля «Болдинская осень» – одного из трех старейших в стране (наряду с Шаляпинским в Казани и Собиновским в Саратове), и гастроли театра по России и Европе, и мировые премьеры, и пр. Но и эстетика кое в чем сохранялась «еще та», позднесоветская: в афише превалировал русский репертуар, зарубежные оперы пелись исключительно по-русски, спектакли ставились в основном в реалистических традициях.

В 2019-м власть в театре радикально поменялась: ушла не только Ермакова, но и главный дирижер Ренат Жиганшин, воцарилась новая команда, преимущественно московская, во главе с хормейстером Александром Топловым. Первую оперную премьеру – лицо команды, его программное заявление, своего рода манифест – готовили полтора года. Московский режиссер Дмитрий Белянушкин поставил «Свадьбу Фигаро» – на итальянском и в актуализированной интерпретации. Новинку заметили, и впервые в своей истории Нижегородский оперный приехал на «Золотую маску» с полудюжиной номинаций.

В прошлом году власть вновь сменилась: пост художественного руководителя занял московский продюсер Алексей Трифонов. На должность главного дирижера он пригласил известного столичного аутентиста и контратенора Дмитрия Синьковского вместе с его барочным оркестром La Voce Strumentale, который теперь интегрирован в структуру театра. За год новая команда выпустила оригинальных «Орфея и Эвридику» и арендованную в Большом «Пиковую даму» Валерия Фокина 2007 года; обновления коснулись также ряда репертуарных спектаклей – в частности «Севильского цирюльника», который теперь исполняется на итальянском с речитативами под клавесин.

Ныне идущая в театре постановка оперы Россини, уже шестая в его истории, принадлежит патриарху нижегородской режиссуры Отару Дадишкилиани (2001 г.), однако ее решили не привозить в Москву – как и свежую постановку оперы Глюка (режиссеры Вячеслав Игнатов и Мария Лиитвинова): обе предпочли давать концертно («Орфея» – в конце марта). Тем самым делается акцент на сугубо музыкальных достижениях обновленного театра. Каковыми же они предстали в «Севильском цирюльнике»?

Огромный оркестр – похоже, сумма прежнего и нового камерного – звучит ярко, уверенно, напористо, с сокрушительными тутти: о тонкости и изяществе, каковых обычно ждешь в россиниевской музыке, говорить не приходится. Нешуточный напор был явлен уже в увертюре, где динамические нагнетания достигали поистине вагнеровской мощи. Но если в чисто инструментальных фрагментах это воспринималось как избыток витальности, что в комической опере неплохо, то там, где нужно было петь солистам, дело обстояло не столь благополучно. Баланс между оркестром и вокалистами в ариях и ансамблях оставлял желать лучшего. Из всех певцов, пожалуй, лишь Гарри Агаджаняну (Базилио) оркестровые децибелы были нипочем. Более же всех от такого подхода страдали легкие лирические голоса – особенно часто приходилось несладко Ярославу Абаимову (Альмавива) с его суперделикатным тенором. Впрочем, и других певцов дирижер Синьковский заглушал не единожды.

Вокальный состав изрядно усилен новыми солистами и приглашенными звездами. Из известных штатников прежней труппы остался лишь баритон Алексей Кошелев, исполнявший небольшие партии Фьорелло и Офицера. Среди гастролеров помимо Абаимова также из «Новой оперы» ангажировали Бориса Жукова (Бартоло), уверенно справившегося со скороговорками и певшего в целом выразительно. Абаимов же – обладатель легкого лирического тенора чарующего тембра и неоспоримой музыкальности все же не очень подходил для слишком энергичной концепции маэстро. Тигрий Бажакин из петербургского «Мюзик-холла» не без блеска спел титульного героя; харизматичным, ярким пением порадовал и упомянутый уральский бас Агаджанян, а юная Яна Дьякова из Самары с ее легким обворожительным меццо играючи справлялась с колоратурами партии Розины.

Самое интересное оказалось заключено в речитативах. Они отличались гибкостью, пластичностью, подлинной белькантовой легкостью, превосходным итальянским у всех без исключения. Тут баланс, понятно, был идеален – весь в пользу певцов. Прекрасный ансамбль с клавесином сочетался с отточенной актерской игрой. Несмотря на концертный формат, артисты разыграли на авансцене КЗЧ настоящий спектакль с живыми мизансценами и выразительным лицедейством, с неоднократными сменами костюмов – концертных в своей основе, но с дополнительными элементами. Например, Фигаро – Бажакин всю оперу резвился в желтой куртке-косухе, Альмавива – Абаимов выходил то в тельняшке (когда изображал пьяного солдата), то в строгом черном френче (когда был доном Алонсо). Эти моменты повышали тонус комедийного действа, а оно по-настоящему захватывало задорной игрой, нивелируя некоторые погрешности исполнения.

фотографии предоставлены пресс-службой Московской филармонии