Музыкальный театр республики Карелия впервые совершил выход за стены своего здания под открытое небо. Точкой встречи было выбрано знаковое место – Ротонда на набережной, которую вооруженным глазом в бинокль вполне можно разглядеть с самого вокзала. Ротонда появилась в 1994 году и с тех пор для всех стала местом встречи. К стратегически важной достопримечательности и оперу следовало подбирать тщательно. Но долго думать не пришлось: свою роль сыграла ономастика и просто однокоренные слова: «Онегин с брегов Невы» плавно переплыл на брега Онеги. К тому же в карельском воздухе витала вполне конкретная идея связать происхождение фамилии литературного героя с местностью. По одной из научно не доказанных версий, повод подал поэт Федор Глинка, сосланный в 1826 году в Петрозаводск и с берегов Онеги, написавший Александру Сергеевичу, чем и решил проблему фамилии «лондонского денди» Евгения. А Петрозаводск продолжает искать собственную идентичность в том числе и в этом направлении – как город, единственный названный в честь Петра I, поскольку Санкт-Петербург был поименован, как известно, в честь Святого Петра.

Благородный, хоть и рискованный жест Музыкального театра стал элегантным вкладом в проект «Театр в усадьбах», призванный показать связь двух реальностей – художественной и природной. Произведения театрального искусства в естественных декорациях, не загроможденных картонными выгородками, способны подарить публике ощущения органичного взаимовлияния природы и театра, а артистам дать бесценный опыт взаимодействия со стихиями. Ротонда при всей красоте местоположения находится как на юру, а потому устраивать там красивые, к тому же оперные опен-эйры – дело, сопряженное с массой сложностей, учитывая слишком доверчивую открытость стихиям. Но для отважных технических служб Музыкального театра Карелии – земли красивой, но иногда суровой – трудностей нет, а если они есть, то лишь делают сильнее.

Оркестру нашлось место в центре Ротонды. День выдался дождливый, и водная стихия до рискованного упора держала организаторов в напряжении. Однако к началу показа дождь прекратился, более того, вышло пронзительно-ослепительное солнце, державшее свою «декорацию» как могло долго. Но диверсий мороси полностью избежать не удалось. Когда же вышел Гремин со своей арией о покорности всех возрастов любви, зарядил мелкий дождик и до последних тактов про «Позор, тоску и жалкий жребий» уже не отпускал. Режиссер Анна Осипенко умело, с сохранением важных аксессуаров и деталей адаптировала постановочную версию своего старшего коллеги Юрия Александрова. Казавшаяся до того момента небольшой, площадка Ротонды вдруг преобразилась до полноценной сцены, вновь доказав, на что способна магия театра. Развеваемые на легком ветру пелерины и перья поддерживали идею поэтичности, задавая возвышенный тон, настраивая на высокую пушкинскую волну. По задумке режиссера, в роли чтеца выступал молодой человек (заслуженный артист Карелии Владислав Тимонин) в самом обыкновенном «прикиде», словно выхваченный с улицы, с сумкой через плечо, чтобы показать прямейшую связь времен и дать понять, что читать «Евгения Онегина» может и даже должен каждый из сидевших и стоявших вокруг Ротонды. Чтец, вооружившись строками пушкинского романа, стал комментатором происходившего, как бы невзначай делая «заметки на полях» в поворотных моментах, стараясь не привлекать к себе много внимания, которое в тот вечер все было направлено на певцов.

Непривычный для этой оперы камерный оркестр под управлением Владимира Кулагина, музыканты которого были «задрапированы» под чеховскую эпоху (как диктовала постановка Александрова с ее очевидными сильным водевильными акцентами), звучал так, как того требовал проект – по-усадебному элегично, неназойливо, ностальгично, унося в пространство воспоминаний. Умеющие играть, драматически наполнять свои роли артисты театра заинтересовывали публику на расстоянии вытянутой руки, без преувеличений и пережимов, точно и стройно ведя рисунки своих ролей. Микрофоны то и дело вмешивались непредусмотренным партитурой шипением, но солисты демонстрировали железную выдержку, не подавая ни малейшего вида, отдавшись музыкально-поэтическим перипетиям текста Чайковского – Пушкина.

Одетые во все белое женщины семейства Лариных легкой статуарностью поз добавляли еще и эллинистического колорита, намекая на черты русской античности в опере Чайковского. Помещица Ларина у Елены Полиенко подкупала магией вокально-интонационной пластики и яркой эмоциональностью жеста. Ей под стать была и азартная Няня Евгении Гудковой. Татьяна у Анастасии Авериной покоряла цельностью натуры, гармонией русской красавицы, выстраивая сквозь драматизм интонаций сходство между Татьяной и Лизой из «Пиковой дамы». Ольга у Маргариты Чемдуж, одетая в маскарадный гусарский мундир, пленяла чувственностью соблазнительного тембра. Ленский в исполнении тенора Максима Аксенова, когда-то лучшего Германа в «Пиковой даме» в Мариинском театре, завораживал трагизмом взгляда и мастерством интонационной лепки образа. Вячеслав Хавренок сделал своего Онегина в меру многогранным: и оправдывавшим ожидания слушателей красивостью поз и взглядов, и в то же время сбивавшим стереотипы демонизмом лермонтовского толка, выстраивая ситуацию диалога стилей, эпох, интерпретаций.

Фото Виталия Голубева, Михаила Никитина