Top.Mail.Ru
Лакме на енисейских берегах
Красноярский государственный театр оперы и балета им. Д.А. Хворостовского в начале марта выпустил премьеру оперы Лео Делиба «Лакме», которая стала событием не только в масштабах Восточной Сибири, но и всей России

Раритеты эта сцена видела и ранее: вспомним «Медею» Л. Керубини или «Кавказского пленника» Ц. Кюи. Но «Лакме» стала счастливым воплощением оперной идеи, явив в лихое время изощренно-радикальных режиссерских экспериментов образец того, как при сохранении классики жанра можно создать современный высокотехнологичный спектакль. Важно и то, что режиссер Сергей Новиков в полной мере сохранил ориентальность сюжета, отсылающего к временам Британской Индии, поразительно изящно и драматургически продуманно примирив традиции и новации.

Теперь действие перенесено в один из западных мегаполисов. Столкновение двух цивилизаций основано на конфликте интересов властей – губернатора, «вписавшегося» за корпорацию «Англетер», – и брамина Нилаканты, основателя и владельца Индуистского культурного центра на территории огромного тенистого парка. Дорогая и престижная земля – лакомый кусок под коммерческую застройку. Но кто бы мог подумать, что владелец «Англетера» Джеральд (жених Эллен, дочери губернатора), забредя во владения Нилаканты, влюбится в его дочь Лакме, жрицу храма при культурном центре, а она ответит ему взаимностью! Однако при новой диспозиции сюжет все равно рассказывает именно ту историю, которая придумана либреттистами Э. Гондине и Ф. Жилем.

Режиссер сколотил команду единомышленников, в которую вошли Мария Высотская (художник-сценограф, художник по костюмам и гриму), Дмитрий Иванченко (художник-дизайнер видеопроекционной графики), художник по свету Руслан Майоров и хореограф Юлиана Малхасянц. С открытием занавеса перед нами – изумительная картина. Перспектива заднего плана – видеопроекционное панно: урбанистический вид с небоскребами. Передний план – все живописное пространство сцены, утопающее в зелени насаждений с индуистским храмом и прочими культовыми постройками. В каждом из трех актов сочетание уникальной перспективы города с уникальной локализацией в парковых владениях Нилаканты создает непрерывное зрелищное очарование.

Постановка подчинена классическому триединству действия, места и, с малыми оговорками, времени.

Действие. Линия отношений Лакме и Джеральда, вершины которой вписаны в треугольник противостояния с Нилакантой, главенствует, а отвлечения на второстепенных персонажей сведены к минимуму. Со стороны Джеральда – его друг Фредерик, невеста Эллен с сестрой Розой и их гувернантка Мистрис Бентсон (единственный персонаж с чертами гротесковой комичности); со стороны Лакме – беззаветно преданный ей Хаджи и подруга Маллика.

Место. Завязка первого акта с экспликацией основных героев происходит в парке Индуистского центра. Во время процессии на религиозном празднике во втором акте Нилаканта ранит Джеральда, инкогнито которого раскрывается в реакции на пение Лакме, и это снова происходит в парке Нилаканты, а не на городской площади. Раненого Джеральда, скрывая его внутри постамента огромного индуистского изваяния, Лакме в третьем акте выхаживает не в заброшенной лесной хижине (с доставкой Джеральда в укрытие ей по-прежнему помогает верный Хаджи). С новыми постановочными акцентами всё это согласуется абсолютно логично.

Время. Что же до единства времени, то уложить в 24 часа три акта невозможно. От завязки до трагического финала со смертью главной героини, навеки соединяющей ее со спасовавшим в последний миг возлюбленным, проходит около двух суток. А если считать по календарю, то события первых двух актов разворачиваются в смежные дни, ибо религиозный праздник в Индуистском центре выпадает на следующий после роковой встречи Лакме и Джеральда день. Момент их духовного обручения, когда они выпивают принесенную Лакме воду из священного источника, это уже рассветные часы третьего дня, так как индуистская традиция предписывает влюбленным соединяться на утро после упоминавшегося праздника (в честь богини Дурги).

Как бы то ни было, действо, пусть и разделенное двумя антрактами, предстает необычайно компактным и переживается на одном дыхании. При этом режиссер, выводя Нилаканту мятежным брамином, противостоящим власти англичан, весьма к месту и чрезвычайно эффектно в союзе со сценографом вплетает в визуальную ткань спектакля историю картины Василия Верещагина «Казнь из пушек в Британской Индии», написанную в 1884 году (через год после премьеры «Лакме» в Париже). Считается, что после выкупа на аукционе полотно попало в частную коллекцию в США, но затем было уничтожено, ибо этот «Дьявольский ветер» – так оно названо в режиссерском изложении либретто (то есть то, во что после выстрела превращались привязанные к дулам пушек тела) – не укладывался в гуманные устои Британской империи. До наших дней дошел лишь эскиз. Он возникает в начале спектакля на суперзанавесе и частично во втором акте, когда в день праздника «обретенные» фрагменты пропавшей картины о зверствах англичан по отношению к индийцам водружаются на фасаде Индуистского центра. Объявленный в розыск брамин, выразивший неповиновение властям, успевает скрыться, однако праздник во избежание огласки сего политического инцидента не отменен, и это дает Нилаканте прекрасную возможность напасть на Джеральда в суматохе религиозного шествия.

В финальном акте, когда разыскавший Джеральда Фредерик сообщает, что разрушение Индуистского центра неминуемо и начнется с минуты на минуту, Джеральд сознает, что ему лучше оставить Лакме. Она понимает, что все рушится, что причиной этого стал ее любимый, и глотает семена смертоносной датуры. Вода из священного сосуда обоими испита, но Лакме слабеет на глазах, когда подоспевшие Нилаканта, Хаджи и Маллика хотят наброситься с кинжалами на Джеральда. Это весьма эффектная укрупненная мизансцена, так как согласно оригинальному ходу либретто в финале Нилаканта должен один настичь Джеральда и Лакме.

Основная романтическая субстанция оперы – ее светлый лирический мелодизм, и в нем весомую роль играет разветвленный хоровой пласт. Великолепную подготовку нового для артистов хора материала осуществил хормейстер Дмитрий Ходош. Вместе с тем весь пазл изысканной, прозрачной, как хрусталь, партитуры мастерски собрал воедино Александр Рудин. За дирижерским пультом оперы, тем более в оркестровой яме, маэстро появляется нечасто, но эта его работа стала истинным триумфом!

Премьерная серия состояла из четырех спектаклей, и театр, что кажется невероятным, подготовил четыре (!) состава исполнителей. Разговор о солистах будет касаться первых двух дней, предъявивших в партиях Лакме и Джеральда расклады, в которых оказались как интересные и заставившие обратить на себя пристальное внимание лирические сопрано, так и лишь номинально вписавшиеся в постановку лирические тенора.

1 марта мы услышали приглашенных певцов: Анну Гречишкину («Геликон-опера») и Сергея Кузьмина (Михайловский театр). 2 марта аналогичную связку составили солисты Красноярского театра Александра Черпакова и Валентин Колесников.

А. Гречишкина – певица опытная, мастеровитая: в ее стилистически точном попадании в десятку ощущалась и уверенность, и вдумчивость. Этим она, собственно, и расположила, хотя голос предстал небольшим и неярким. Филировка была безупречна, но матовой фактуре недоставало лоска, той изюминки, той искренности и непосредственности, что подарило пение молодой исполнительницы А. Черпаковой. Ее захватывающее звучание в знаменитой арии Лакме, так называемой арии с колокольчиками, действительно было подобно переливчатому звучанию серебряного колокольчика. В героине А. Гречишкиной превалировал выверенный рационализм и дозированная чувственность, и так было в каждом из трех – по количеству актов – лирических дуэтов с Джеральдом. А в героине А. Черпаковой, которая премудрости стиля этой партии постигла все же еще не в полной мере, были та волнующая эмоциональность и тот артистический нерв, которые искупали все. В любом случае к пониманию стиля и задач исполняемой музыки, что продемонстрировали сопрано, тенора приблизиться не смогли.

Спинтово-зажатое звучание С. Кузьмина при его потрясающем артистическом воплощении образа радость, увы, не принесло. Лишь условно, с большими оговорками, можно сказать, что В. Колесников оказался в более выгодном ракурсе: фактура его звучания мягче и лиричнее, но постоянные тесситурные проблемы и отсутствие артистизма не позволяют отдать ему безоговорочную победу.

Из двух басов в роли Нилаканты – Алексея Бочарова и Сергея Теленкова – наиболее певучим и психологически убедительным предстал второй, а из двух меццо-сопрано в партии Маллики – уже довольно маститой Дарьи Рябинко и впервые услышанной Виктории Кангиной – в плен взяла первая. Маллика – партия эпизодическая, и оба дня ее хит с Лакме в первом акте («цветочный дуэт») дарил упоение.

Оба дня замечательный ансамбль составляли и другие эпизодические персонажи: Фредерик (Александр Михалёв, Севастьян Мартынюк); Эллен (Алёна Бабивская, Виолетта Гришко); Роза (Екатерина Кочетова, Анна Киселёва); Мистрис Бентсон (Лариса Плотникова, Карина Радзион); небольшую, но сюжетообразующую партию Хаджи провел Эдвард Арутюнян, поразив мягкостью и экспрессией кантилены. Но однозначно поразили и сам факт премьеры, и ее оптимистичное послевкусие.

Фото предоставлены КГТОиБ им. Д.А. Хворостовского

Фотоальбом

Поделиться:

Наверх