В этом году со дня мировой премьеры сочинения исполняется 250 лет: из них около двухсот лет оно не звучало нигде. «Сон» – весьма специфичен и к стандартным театральным условиям не очень пригоден. Оперой одноактное, но весьма не короткое сочинение можно назвать условно. Скорее это произведение кантатно-ораториального плана, хотя в нем есть сюжетное действие, которое на театре вполне может быть реализовано. 15-летний Моцарт написал его еще в родном городе для зальцбургского архиепископа и назвал драматической серенадой.

Либретто по текстам Цицерона написал Метастазио. Знаменитый римский полководец Сципион пребывает с военными целями в Африку (действие разворачивается при дворе нумидийского царя Массиниссы), и там ему во сне являются его прославленные предки, а также богини-аллегории, которые борются за его персону: Постоянство (Констанца) и Удача (Фортуна). Благоразумный Сципион выбирает первую, за что получает одобрение и почивших Сципионов – отца и деда, – и третьей аллегорической фигуры, Лиценцы (Право выбора). Римское и просвещенческое морализаторство счастливо находят друг друга.

Своеобразные задачи, видимо, продиктовали Моцарту и своеобразное распределение голосов. Тут целых три тенора: и сам Сципион, и его морфические альтер эго поют голосом одного типа. Теоретически это мог бы исполнять один певец, не погрешив ни против театральной правды (насколько она уместна в условном сюжете), ни против музыкальных характеристик. Однако петь одному было бы весьма затруднительно, поскольку юный Моцарт написал поистине убийственные, голосоломные арии – и не только для мужских, но и для женских голосов. Три женских образа отданы сопрано, и их партии изобилуют сложнейшими украшениями, настоящей эквилибристикой.

В результате драматургия практически лишена такой основополагающей черты, как контраст. Его нет не только в типе голосов, но и в характере музыки. Вся опера, несмотря на «сонное» название, написана в мажоре, в ней превалируют бравурные настроения, что воспринимается странно, и при всем уважении к гению приходится констатировать некоторое однообразие. Все Сципионы одинаково благородны и добродетельны, да и соперничающие богини тоже, в общем-то, положительные персонажи, отличающиеся лишь нюансами. Разумеется, музыка красива, увлекательна мелодической изобретательностью, полна огненной динамики, однако, повторю, смен настроений в ней очень мало.

Премьеру филармония провела в своем камерном зале. Это оказалось первым сомнительным моментом: вытянутый в высоту зал-пенал столь мал, что не подходит ни для какой оперы, даже самой камерной (чтобы получить более-менее пристойные акустические впечатления, пришлось пересаживаться в антракте на самый дальний ряд крошечного балкона).

Второй сомнительный момент – купюры почти всех речитативов, которые заменили комментариями чтеца (на эту роль определили Бориса Комлева, чья партия была самой маленькой в опере). Лишь ближе к финалу прозвучала пара речитативов (диалогический и монологический), из чего стало ясно, что они гибки, изящны, поистине прекрасны и что именно в них заключена суть действия. Без них опера превратилась в череду виртуозных арий, туманно связанных чем-то между собой, – пресловутый концерт в костюмах.

Третий момент – аутентизм. Струнники ансамбля «Солисты барокко» (всего в исполнении участвовали восемь музыкантов) играли на жильных струнах и довольно часто перенастраивали инструменты. Это мало помогало: строй все равно оставался, что называется, на грани, постоянно «плыл».

Кстати, руководитель ансамбля виолончелист Андрей Спиридонов во вступительном слове сообщил, что инструменты настроены по камертону времен Моцарта в 415 герц (в противовес сегодняшнему стандарту в 440). Трудно сказать, помогло ли это певцам, – некоторые верхние ноты они все равно брали с заметными проблемами. Из дам это относится, прежде всего, к суперопытной и прославленной камерной певице Яне Иваниловой (Констанца). Мастерства и выразительности, понимания стилистики ей не занимать, но вот свежесть самого ее «инструмента» уже оставляет желать лучшего: верхние ноты даются через раз, а те, что даются, не сказать, что выходят уж очень красивыми. Алиса Федоренко (Фортуна) и Наталья Смирнова (Лиценца) звучали более свежо, при этом виртуозность, которая в исполняемой музыке – сама ее суть, не всегда оказывалась на должной высоте, но в целом пение было интересным и достойным.

Среди мужских партий первенство стоит отдать Борису Комлеву (Эмилио), уверенно и не без блеска исполнившего свою сверхвысокую партию. В программке он был назван почему-то контратенором, хотя ничего контратенорового в его звучании не наблюдалось – ни малейшего призвука фальцетности. Денису Гилязову (Публио) еще очень не хватает мастерства: его сильный голос часто не точен в интонации и не свободен на верхах. Опытный Дмитрий Хромов (Сципион), поющий в родном «Геликоне» любой репертуар, «все подряд», техникой и стилистикой XVIII века владеет слабо: его пение не назовешь ни изящным, ни виртуозным, в колоратурах он испытывал сложности, хотя сам по себе голос – звучный, даже слишком звучный для предложенных условий исполнения.