Это совместный с Третьяковской галереей проект, объединяющий в пространстве собора живописное полотно и специальную музыкальную программу. Какая картина из основной экспозиции Третьяковки полетит в Калининград, решает главный хранитель музея. На сей раз выбор Татьяны Городковой пал на полотно Василия Кандинского «Импровизация 7» (холст, масло, 131х97, 1910). Выдержанная в ярких красках гамма витражей собора естественно воссоединилась с экспрессивным буйством «сольного» полотна, стоящего в левом углу сцены. Картина организовала и переформатировала под себя временно отведенное ей пространство.

Узнав об «Импровизации 7», автор идеи "Выставки одной картины" Вера Таривердиева связалась с пианистом Михаилом Кандинским – внучатым племянником художника, проживающим в Японии, – и попросила его привезти программу из музыки Скрябина и Метнера. "Поздний Скрябин и Кандинский – богатый и совершенно мистический мир, – говорит Михаил Кандинский. – Музыка начала ХХ века двух русских композиторов созвучна времени нашего живописца: и космическая ритмика Скрябина, и красочная, сказочная палитра Метнера". Но только одной этой чудесной концертной программы Вере было недостаточно, и она предложила органистке Екатерине Мельниковой живые импровизации. Екатерина ответила согласием, заявив, тем не менее, что под сводами собора будет одна-единственная импровизация. "На импровизацию можно только импровизировать – тогда это будет органично, и есть шанс почувствовать и передать движение цвета и пульсацию мазка, в которых и отражено творческое состояние художника в момент создания картины. Момент. Именно его я старалась поймать и прочувствовать, когда провела несколько часов наедине с картиной в Третьяковской галерее вместе с клавиатурой. Глядя на полотно, я импровизировала, записала аудио на планшет. Вернувшись домой и прослушав, еще раз убедилась, что в этом конкретном случае ничего сочинять специально не имеет смысла". Пьеса была фактически создана, оставалось расшифровать ее и поработать с красками и фактурой инструментов и их сочетанием. Некоторые идеи немного развить или продлить. В итоге фортепианная партия была выписана полностью, кроме коды, а органная – частями: "Я знала, что в соборе откроются новые колористические возможности. И именно в соборе я доделала коду, прямо по ходу концерта. Игралось легко. Картина помогала, она в новом для нее пространстве "звучала" по-новому, и свобода формы записи, которую я выбрала для органной партии, позволила уже непосредственно на концерте добавлять новые звуковые краски".

Публика осталась в восторге от «Импровизации 7» Е. Мельниковой: композиция получилась удивительно цельной. Катя сидела за хоровым органом, но звучали оба органа. Мощный стереофонический эффект усиливался участием рояля. Задача у музыкантов была непростая: вместе и единодушно слиться в заключительной экстатической коде. Михаил Кандинский отметил "атмосферность", русский стиль композитора. "Все было по-русски, даже так называмую партитуру я получил "по-русски" – в последний момент! Распечатать не успел, так что пришлось подхватывать во время концерта". Звучание картины, органов и фортепиано разбередило умы слушателей. Выражая свое восхищение правильно найденными световыми музыкальными образами, некоторые говорили, что, если б им дали волю, то написали бы свою, совсем другую музыку. Но именно такого неожиданного поворота и следовало ожидать, ведь импровизация и есть внезапный и бессознательный процесс!

Неслучайно, думается, выбор Третьяковки пал на «Импровизацию 7». Это одна из самых музыкальных картин В. Кандинского. Увлечение музыкой во многом определило его творческую судьбу (в детстве художник занимался на фортепиано и виолончели, позже у него были проекты синтетического свойства с обязательным участием музыки). Кандинского пригласили профессором юриспруденции в Дерптский университет, а он сходил на "Лоэнгрина" в Большой театр и твердо решил посвятить себя живописи. Кандинский переписывался с А. Шёнбергом, увлекался его раскрепощенной атональной музыкой, опытами познания нового. "Я полагаю, – пишет он Шёнбергу в начале 1911 года, – что в наше время гармонию можно обрести не "геометрическим" путем, а как раз антигеометрическим, антилогическим. И этот путь есть путь "диссонансов в искусстве", т. е. в живописи, равно как и в музыке. При этом "сегодняшний" живописный и музыкальный диссонанс есть не что иное, как консонанс "завтрашнего дня".

19 июля – последний день, когда в Кафедральном соборе Калининграда можно будет уже лишь мысленно и на воображаемой клавиатуре пофантазировать на «Импровизацию 7» В. Кандинского: затем картина вернется в Третьяковскую галерею. Но поверьте, это уже будет совсем другая картина – с новым "звучанием" и музыкальной атмосферой.