Пандемия вытеснила в онлайн многие культурные события, и это, с одной стороны, минус для тех, кто предпочитает слушать музыку вживую, но плюс для тех, кто хотел бы познакомиться с эксклюзивными программами прибалтийских соседей, сидя, например, в Москве. Фестиваль вырос из «Дней эстонской музыки», в этом году его география распространилась на всю Прибалтику. В небольшой дозировке были представлены и другие европейские страны (Франция, Австрия, Нидерланды, Великобритания). Онлайн-концерты бесплатные – все как мы любим.
Вообще фестиваль чем-то напоминает нашу «Московскую осень»: такой же долгоиграющий (действует более четырех десятилетий) и, прежде всего, композиторский. Это новая и новейшая музыка, фестиваль премьер. И не только музыка, но и обсуждения, дискуссии, круглые столы. Подобно тому, как «Московскую осень» курирует Союз московских композиторов, прибалтийский фестиваль проходил под эгидой Союзов композиторов Эстонии, Латвии и Литвы. Так что лично для меня он стал еще и компенсацией: в этом сезоне «Московская осень», к сожалению, была отменена из-за неблагополучной эпидемической ситуации.
Тема звучит крайне афористично: «ДНК». Участники фестиваля не раз высказывались по этому поводу – как они понимают эту тему в музыкальном контексте. Эстонский композитор Лаури Йыелехт, например, проводит параллель с обертоновой шкалой различных инструментальных тембров – у каждого своя «ДНК», свой «генетический код» (имеется в виду, что этот «код» выявляет разную интенсивность звучания тех или иных тонов обертонового ряда).
В интервью программе Plekktrumm телеканала ETV2 председатель Союза композиторов Эстонии Мярт-Матис Лилль говорил о том, что выбор темы связан с фундаментальным вопросом – кто мы и откуда. Он высказал интересную мысль, что культуру, возможно, стоит рассматривать как биологический феномен со своей собственной ДНК, своей «наследственностью», корнями. Что она подобна коралловому рифу или старому лесу, где разные ее слои – от фольклора до высоких профессиональных образцов – симбиотически взаимодействуют. Еще одно ее измерение – преемственность. Пытаясь поместить Эстонию в культурный контекст, Мярт-Матис обнаруживает, что она расположена на перекрестье неких «силовых линий», протянувшихся с Востока, Запада, Севера…
По сути, Лилль предлагает рассматривать культуру (в том числе музыкальную) как природное явление, ведь ДНК – это основа живой природы. И это вполне в эстонском духе, где слияние с природой, отождествление себя с ней в порядке вещей. Тут очень кстати высказывание о природе Гёте: «Она единственный художник: из простейшего вещества творит она противоположнейшие произведения, без малейшего усилия, с величайшим совершенством и на все кладет какое-то нежное покрывало. У каждого ее создания особенная сущность, у каждого явления отдельное понятие, а все едино».
Именно так – современная эстонская музыкальная культура включает самые разные стилистические устремления и тенденции, и вместе с тем это единое целое. Однако на фестивале этого года преобладали суперсовременное мышление, уклон в экспериментальность. Может быть, исключая финальный концерт конкурса «Молодой композитор 2021» (как правило, чем младше автор, тем его музыка ближе к тональному мышлению; чем старше, тем радикальнее). Хотя, по словам арт-директора фестиваля Хелены Тульве (также в числе его руководителей – Тимо Стейнер и Мярт-Матис Лилль), в программах может быть любая эстетика, которая жива.
На первый взгляд, было много произведений, периферийных по отношению к идее фестиваля, хотя это качественная, хорошая музыка. Тут как посмотреть: если понимать идею ДНК в самом широком смысле, в том числе как музыкальную преемственность, то, конечно, под нее можно подверстать практически любое сочинение. Прямо или косвенно.
Anno cum Tettigonia литовского мэтра Бронюса Кутавичюса – красивейшая репетитивная пьеса, которая считается классикой литовского минимализма, – понятное дело, генетически ведет свое происхождение от минимализма американского. Название пьесы Мярта-Матиса Лилля Imaginary Soundscapes II отсылает к серии «Воображаемых пейзажей» (Imaginary Landscapes) Джона Кейджа. В отличие от Кейджа, у Лилля это не столько концепция, сколько собственно музыка, причем на грани слышимости – очищенные от тембровой характерности, нейтральные пролонгированные звуки электроники и как бы хаотичный шум воспринимаются как нечто изначальное, первозданное, где еще нет ни гармонии, ни более-менее привычной среднестатистическому европейцу формы. Кстати, у Кейджа и с гармонией, и с формой такие же отношения – преемственность налицо. Соотечественник Лилля Ардо Ран Варрес, комментируя свои пьесы для двух фортепиано, в связи с идеей их «ДНК» говорит о Хейно Эллере, который до сих пор так или иначе влияет на эстонских композиторов. В составе «ДНК» фортепианного квартета Instructions for Life Тыниса Кауманна явно присутствуют элементы джаза, его специфическая энергия. Народные корни распознаются в «Шести фантазиях на латышские народные песни» Гундеги Шмите (Латвия), Raudi, raudi Мярта-Матиса Лилля (Эстония).
А вот Mundus invisibilis Анны Кирсе (Латвия) ближе к теме фестиваля в самом прямом смысле. Концепция сочинения родилась из наблюдения за различными формами грибниц (упоминавшийся Джон Кейдж был бы в восторге, да и Сергей Курёхин тоже). Пьеса Aragonite другого латышского композитора, Санты Ратниеце – утонченная, зыбкая звуковая материя, полная трелей, тремоло, глиссандо, нежно прикасающихся к ушам слушателей, – призвана передать структуру кристаллов арагонита, которые напоминают форму цветка. В том же русле – композиции Арвидаса Мальциса (The Snow Hyacinth, Литва), Санты Буш (Rosmarin, Латвия). Самым непосредственным образом тема ДНК реализовалась и в концерте фортепианного дуэта Кадри-Анн Сумеры – Тальви Хунт: первым номером они сыграли раннюю композицию In Es отца Кадри-Анн, классика эстонской музыки Лепо Сумеры.
Порой ДНК фигурировала в названиях сочинений и даже концертных программ. Две пьесы Александра Жеделёва (Эстония) – DNA Identity и Sõbralik DNA genotsiid – были исполнены литовским Twenty Fingers Duo. В последнем сочинении скрипка и виолончель олицетворяют спираль ДНК, которая представляется композитору созвучной додекафонной технике. Ansambel U – самый востребованный эстонский коллектив, специализирующийся на новой музыке, сыграл концерт «Красота дезоксирибонуклеотидов» (Desoksüribonukleotiidide ilu). А программа эстонского трио Hetk на последнем весеннем концерте 18 мая (есть еще сентябрьский) называлась «Трехспиральная ДНК» (Kolmikahelaline DNA).
Московский композитор Павел Карманов не имеет отношения к Прибалтике, но здесь стоит вспомнить его сочинение, точно попадающее в тематику фестиваля – «Green ДНК» (периодически его блестяще исполняет ансамбль Opus Posth.).
Были и просто атмосферные зарисовки природы. В пьесе dew. mist литовского композитора Миколаса Наталявичюса медленное, медитативное движение и меланхолическая гармония призваны достоверно передать образование росы и тумана свежим и светлым августовским утром. Не менее поэтично рисует музыкальную картину Малле Мальтис, представляющая новое поколение эстонских композиторов. Ее Öökülm – «Ночной мороз» (или «Ночной холод») сопровождается такой авторской аннотацией: «Каждый год бывают осенние и весенние дни, полные солнца, и мир кажется золотым и безопасным, но ночью температура опускается ниже нуля. Ночные морозы уничтожают многие растения. Остаются почерневшие плоды, сломанные стебли – кристаллы замороженного сока – и увядшие листья. Весенними ночными заморозками отмирают молодые почки… Но то, что на одном уровне разрушение, на другом – красота и радость. В замерзших на морозе цветах и листьях замирает время, а замороженные фрукты более сладкие».
Были на фестивале произведения, которые сложно подверстать под идею ДНК, но это замечательная музыка. Редко когда сочинение захватывает и эмоционально, и интеллектуально, и даже анализировать не хочется, почему. Один из таких опусов – streeeeeeeeeeeeeeeetch Юло Кригуля (Эстония) для инструментального ансамбля и электроники. Это действительно растяжение звука и формы, причем ощущается это чуть ли не на физическом уровне (сам композитор считает, что растяжение десятикратное). Как бы под увеличительным стеклом рассматривается одна из основных характеристик музыки – ее временное измерение. По словам автора, это намеренное искажение, чтобы заглянуть за пределы. Интересно, что подобное растяжение музыкального времени можно было услышать в концертах фестиваля не раз. У голландского композитора Антуана Бойгера в его пьесе not wind, fire это связано с поэзией персидского мистика Руми; у латвийского композитора Андриса Дзенитиса в 3 in 4 – с поздними картинами Марка Ротко (кстати, написание названия со строчной буквы, видимо, тоже становится тенденцией).
Четырнадцать концертов фестиваля (15-й состоится 7 сентября) показали достаточно широкую панораму современной балтийской музыки, однако лично у меня возникли некоторые вопросы по поводу его программной политики. Их я задала арт-директору фестиваля, одному из самых авторитетных композиторов Эстонии Хелене Тульве.
- В этом году не были представлены такие суперзначимые фигуры эстонской музыки, как Хейно Эллер, Вельо Тормис, Арво Пярт, Тыну Кырвитс, Эркки-Свен Тююр, да и ваша музыка оказалась «за бортом». Почему? Может быть, была задача показать менее известные имена молодых композиторов?
- «Дни эстонской музыки», которые в этом году проводились в расширенном формате – уникальная платформа новых заказов эстонским композиторам. Поэтому мы не так часто исполняем уже написанную музыку, наш фестиваль – не что-то вроде выставки достижений. Ныне живущие композиторы, о которых вы упоминаете, много работают и вне этой платформы, поэтому они могут быть слишком заняты, чтобы брать новые заказы. Или мы просто не можем себе позволить заказать им произведения. При этом есть много интересных авторов, которым важно получить возможность сочинять для оркестра, профессиональных ансамблей, хоров. Мы связываем с исполнителями в первую очередь их, а не тех, у кого и так налажены связи. Молодые композиторы – наше будущее, и в ситуации, когда симфонические оркестры, оперные театры и так далее, как правило, предпочитают заказывать музыку хорошо известным авторам, важно изменить эти стереотипы и создавать новые возможности для молодых. На самом деле эта ситуация постепенно меняется, и одна из наших целей заключается в том, чтобы новейшая музыка больше исполнялась вне фестивалей.
- На одном из круглых столов модератор дискуссии пианистка Кадри-Анн Сумера высказывалась так: «Мы не можем описывать музыку словами. Если мы даем название “ДНК” пьесе или фестивалю, то это просто дополнительная пища для нашего воображения. Название могло бы быть другим, и тогда это был бы другой дополнительный смысл. Когда я слушала концерт, я не могла сказать, что думаю именно о ДНК. Но это все же дает дополнительное измерение для прослушивания». Насколько программа фестиваля соответствует его основной теме? Есть произведения, в названиях которых ДНК фигурирует, но есть и никак не связанные с этим понятием опусы, во всяком случае, на первый взгляд… Какие у вас мысли по этому поводу?
- Наша тема – это всегда пища для размышлений, она может быть понята непосредственно или опосредованно, в прямом или переносном смысле, метафорически – всеми возможными способами. Мы думаем, в ней есть что-то важное, заслуживающее внимания и актуальное для нашего времени и места.
…Композиторского фестиваля не было бы без исполнителей самого высокого класса, среди которых Эстонский национальный симфонический оркестр, Камерный хор Эстонской филармонии, Таллинский камерный оркестр, Таллинский ансамбль новой музыки, Ансамбль эстонского общества электронной музыки, ансамбль YXUS (Эстония), а также струнный квартет Sinfonietta Riga и фортепианный квартет Quadra (Латвия), ансамбль Synaesthesis (Литва). Из солистов особенно запомнились эстонские музыканты Ирис Ойя (меццо-сопрано) и Аге Юурикас (фортепиано).
Из того, что показалось ценным в формате балтийского онлайн-фестиваля и что стоило бы перенять, – возможность обратной связи. Во время концертов можно было писать комментарии на сайте, а во время дискуссий – и комментарии, и вопросы к участникам (и, естественно, тут же получать ответы). В ближайшие годы фестиваль планируется проводить в Каунасе, Риге, Тарту.
Фото: Рене Якобсон, Мари Арновер
Поделиться: