Один из самых ранних китайских философских текстов, в свое время оказавший сильнейшее влияние на Джона Кейджа, не меньше повлиял на Владимира Мартынова: не так давно вышел в свет внушительный одноименный том – его «Книга перемен», по толщине явно превосходящая Библию с ее Старым и Новым Заветами. Это открытый текст, нескончаемая книга (а по сути, не книга, а нечто большее), которая, по словам автора, прирастает происходящими событиями.

Философия Мартынова такова (кстати, заметьте, как строится текст – подобно репетитивной музыке, Мартынову вовсе не чуждой): «“Книга Перемен” – это не то, что существует где-то вне нас. Это то, что существует в нас и что происходит с нами. Перемены – это единственная реальность, и чтобы слиться с этой реальностью, нужно самим стать “Книгой Перемен”. Формы преходящи, перемены вечны. Для того чтобы перестать быть преходящим и стать вечным, нужно не так уж и много. Нужно быть не той или иной формой, но переходом от одной формы к другой. Нужно создавать не то или иное произведение, но создавать переход от одного произведения к другому. Нужно участвовать в превращении одного произведения в другое. Нужно приходить на концерты не для того, чтобы слушать того или иного композитора, то или иное произведение или того или иного исполнителя. Нужно услышать музыку перемен, и тогда каждый сам сможет стать “Книгой Перемен”».

Именно за этим я и пришла на именной фестиваль Владимира Ивановича, вернее, на два концерта из четырех (на обоих был аншлаг, чего в прошлые годы не наблюдалось). Первый привлек интригующим и провокативным альянсом ансамбля Opus Posth. Татьяны Гринденко с самим Владимиром Мартыновым за фортепиано (музыка Мартынова) и Святослава Пономарёва с его парадоксальной, индустриальной и одновременно архаической музыкой, берущей начало в древнетибетской ритуальной традиции. В арсенале Пономарёва – струнный бензобак, порновибратор, пенопласт, стальные пружины, пластиковая водопроводная труба в качестве дудки и другие звуковые объекты, отлично сочетающиеся с электроникой. Это был неожиданный и смелый выход за рамки того, что до сих пор делал уже слегка законсервировавшийся в своей эстетике Opus Posth.

Номер во многом импровизационный и экспериментальный, без названия. Зато с «хождением в народ» (по залу, среди публики) Пономарёва, демонстрировавшего некое подобие тибетской чаши с кристально чистым протяженным звуком. В общем и целом строение номера иллюстрировало известную гегелевскую формулу «тезис – антитезис – синтез», где тезис и антитезис – Гринденко с ее ансамблем и Пономарёв с его объектами. По моим ощущениям, антитезис слегка затянулся (видимо, Святослав не устоял перед соблазном подольше оставаться в центре внимания), но некоторый дисбаланс формы компенсировался оригинальностью и свежестью материала, который слушался как проекция звучания космоса.

Следующим вечером – два пианиста: сам Владимир Мартынов со своей «работой», не первый год выступающий в этом качестве, и Алексей Любимов с сочинениями нидерландского композитора-минималиста Симеона тен Хольта и недавно приезжавшего к нам американца Элвина Каррена – одного из основателей знаменитой римской группы Musica Elettronica Viva.

Работа Мартынова – опять же без названия, слушается, как записанная импровизация в духе фортепианного Дебюсси.

Исполнительский сет Любимова более изощрен. «Сольный дьявольский танец 4» Тен Хольта – скрытая полифония внутри гармонических фигураций минималистских паттернов и, между прочим, действительно дьявольские трудности: текст изложен на трех нотоносцах. Но в самой музыке – ничего особенно дьявольского, может быть, отчасти только в колкостях туше пианиста и чуть более механистичном прочтении репетитивности, чем это обычно представляется в отношении этого автора. Все-таки сочинения Тен Хольта в большинстве требуют более человечного прикосновения. Окончание – типично минималистский обрыв.

Хорошо известное сочинение Эвина Каррена For Cornelius («Для Корнелиуса») интересно контрастным переключением из условной как бы тональности в вибрирующее пространство аккордовых биений и затем обратно. Причем это повторное обратное переключение буквально переворачивает восприятие: тональное мышление кажется уже крайне странным способом выражения музыкальных идей.

Мартынов так планировал программу фестиваля, чтобы «Книга Перемен» включала не только музыкальные, но и вербальные, и визуальные моменты, так что видеоинсталляция Владимира Смоляра «Портрет-триптих В.И. Мартынова» оказалась очень кстати.

В связи с темой музыки перемен нельзя не упомянуть совсем новое произведение (именно произведение, опус!) Владимира Ивановича Andante Amoroso, сыгранное 6 марта «Кронос-квартетом» в «Зарядье» (как известно, Мартынов давно уже пишет «неавторскую», «постопусную» музыку, но для «кроносов» сделал исключение). Это была мировая премьера небольшой неоромантической пьесы удивительной красоты, притом вполне диссонантной (исключая мятущийся раздел некоего вселенского беспокойства, диссонирующие созвучия воспринимались, скорее, как консонирующие, как отзвуки рая). Сам автор высказывался так: «Я страшно благодарен Дэвиду Харрингтону и “Кронос-квартету” за этот опыт. Ведь благодаря ему я почувствовал себя честным традиционным композитором, которым давно уже не являюсь». Побольше бы таких опытов, Владимир Иванович, они вовсе не воспринимаются как измена принципам и откат назад. Совсем даже наоборот.

На фото: В. Мартынов; А. Любимов

Фото Светланы Селезневой