– Какие ваши планы нарушил карантин?

– Наша сфера оказалась одной из самых уязвимых. Артисты и все службы, задействованные в подготовке спектаклей и концертов, оказались без работы. Театры и концертные залы, видимо, будут последним эшелоном, выходящим из карантина.

В данный момент я должен был находиться в Гамбурге на постановке «Пиковой дамы», и не факт, что состоится перенос проекта, во всяком случае, не ранее 2024 года. Все, что было запланировано в России, а это в основном спектакли в Мариинском театре и московской «Новой опере», тоже отменено. Приостановка работы театров во всем мире сильно сказалась на репертуарной политике, и многие потенциальные предложения на несколько лет вперед потеряли актуальность. На сентябрь планировались концерты с Миланским симфоническим оркестром и хором им. Дж. Верди под руководством Станислава Кочановского в Милане и Турине, где мы должны были исполнить «Колокола» Рахманинова. Несмотря на то, что карантин будет снят к этому времени, само мероприятие либо не состоится, либо пройдет без участия приглашенных иностранных исполнителей.

– У вас есть сейчас порт приписки в России? Насколько я помню, раньше это был Новосибирск.

– Два года назад я с семьей вернулся в Петербург. На сегодняшний день я работаю и в Мариинском театре, и в Москве, в прошлом году дебютировал в Большом театре в роли Онегина, приступил к сотрудничеству с замечательным театром «Новая опера». Этот сезон проводил с одинаковым успехом в Москве, Петербурге и «Сапсане».

Новосибирск имеет для меня особое значение. Это не просто «порт приписки», а восемь лет жизни, творчества, интересной работы. Это один из сильнейших театров страны, который стал моим главным учителем и добрым другом, давшим возможность крепче стать на ноги.

– Что самого интересного было сделано за годы работы в Новосибирске?

– Интересного было очень много. Приехал в Новосибирск в 2010-м. В самом начале сезона мы отправились в Сеул, где я исполнял князя Игоря, а также посетили Бангкок с «Богемой». Затем я активно включился в текущий репертуар. Количество предложенных партий было так велико, что большую их часть приходилось осваивать в экстремально сжатые сроки. За несколько сезонов удалось выступить примерно в двух десятках ролей. Как сейчас помню, роль Скарпиа пришлось выучить за две недели, а Риголетто за три. До этого момента приходилось исполнять в основном лирические роли, но когда представилась возможность попробовать себя в драме, я решил не отказываться и испытать возможности голоса, поискать новые краски, в то же время не злоупотребляя интенсивностью выходов в «крепких» ролях. Большое влияние на меня оказало выступление в спектаклях, поставленных Алексеем Степанюком и Иркином Габитовым, с которыми я имею счастье работать и сейчас в Мариинском театре. Одним из ярких событий в театре была постановка «Тангейзера» Тимофеем Кулябиным. Опускаю сейчас общественный резонанс, вызванный постановкой: работа с Тимофеем – всегда захватывающий процесс и, как следствие, неординарный результат.

– Многие вокалисты боятся размеров Новосибирской Оперы: слышал это и от певцов старшего поколения (например, от Галины Писаренко), и от теперешних звезд. Вы подружились с акустикой этого зала?

– К счастью, да! Не сразу, конечно. Сначала казалось, что голос не летит в зал и не может пробиться через оркестр. Дебютировав в качестве приглашенного певца в роли Роберта в «Иоланте», на сцене оказался только на спектакле, без оркестровой репетиции. Оркестр звучал настолько громко, что, когда допевал арию, в голове крутилась мысль: больше меня сюда не пригласят. Затем был «Онегин», а ощущения не менялись. Со временем очень полюбил акустику этого зала и научился в ней работать. Благодаря этому теперь совершенно спокойно выхожу на любую сцену.

– Вы родом из Белоруссии, но получать образование отправились в Петербург. Почему не в Минск?

– Это не совсем так. В Минске я учился в общей сложности четыре года. Два – у заведующего вокальным факультетом музыкального колледжа Адама Мурзича, которого считаю одним из своих «профессиональных» родителей. Затем поступил на подготовительный курс в Белорусскую академию музыки, где обучался у выдающегося баритона Аркадия Савченко, который в те годы еще выступал на сцене Большого театра Беларуси. А вот уже на первый курс поступил в Петербургскую консерваторию.

– На родине приходится выступать?

– В 2013 году на Международном молодежном форуме я исполнял князя Игоря. Это было одним из самых ответственных событий в моей жизни. Все-таки первое выступление на родине, к тому же в Большом театре Беларуси, нельзя ударить в грязь лицом, иначе зачем уехал учиться? В итоге устроили неистовые овации, а цветы не помещались в руках. Позже со мной связывалось несколько раз концертное агентство, предлагало участие в спектаклях театра, но, к сожалению, не было возможности приехать.

– Какие выступления в Европе вы относите к наиболее значимым?

– На мой взгляд, невероятно сильной получилась «Хованщина» в постановке Василия Бархатова в Базеле в 2015 году, где я исполнял Шакловитого. Все 14 спектаклей прошли с аншлагами. Сценографом был Зиновий Марголин, создавший невероятно реалистичные декорации вокзала советского периода, рельсов с вагонами, железнодорожного моста, на котором происходила часть действия. Все в натуральную величину. Главные роли исполняли наши блестящие певцы – Владимир Маторин, Дмитрий Ульянов, Дмитрий Головнин.

Выделю «Риголетто» – спектакль опять же Тимофея Кулябина (2017 год) на сцене театра немецкого Вупперталя. Он был отмечен множеством положительных рецензий и отзывов театральных критиков. Это не классическая интерпретация оперы. Сюжет изменен, персонажи перемещены в другие обстоятельства и другое время. Работа была проделана колоссальная. Драматургом проекта являлся Илья Кухаренко, на мой взгляд, один из сильнейших театроведов на сегодняшний день. На площадке он также был помощником режиссера.

Многие режиссеры досконально продумывают все тонкости спектакля, вплоть до количества шагов и мельчайших жестов актеров, и независимо от актерского состава настаивают на выполнении задач. Мне кажется, это сильно ограничивает природу артиста, его индивидуальность и, как следствие, энтузиазм. А закрепощенный певец вряд ли будет интересен. К счастью, Тимофей не относится к этой категории режиссеров. Очень многие детали мы вместе придумывали, пробовали, переворачивали с ног на голову, и благодаря этому симбиозу артиста, режиссера и драматурга появлялось что-то уникальное. Кулябин глубокий, тонкий режиссер, способный оттолкнуться от индивидуальной природы актера.

– Мне довелось видеть в 2017 году «Садко» в Генте, где вы были Веденецким гостем. Спектакль меня потряс в плане режиссуры – в самом негативном смысле этого слова. Как вам работалось в предложенном режиссером контексте?

– Я полностью разделяю ваши впечатления. На мой взгляд, это как раз классический пример псевдопостановки, которыми перенасыщен рынок не только европейский, но, к сожалению, и российский. Полнейшее непонимание русской музыки и культуры американским режиссером привело к тому, что происходящее на сцене не имело не только связи с изначальным сюжетом, но и здравого смысла. Вы, конечно, помните, что сцена заполнена песком. По нему ходят, в нем копают могилу, на нем валяются в белом белье и так далее. Так вот этот черный песок являлся смесью настоящего грунта и фракций измельченного пластика. При перемещении по нему в воздух поднималась пыль, особенно в массовых сценах, от которой все задыхались. Но об артистах думать не нужно. Так ведь? Однако в следующем сезоне эту постановку реализовывали в Братиславе и, насколько я знаю, после первого спектакля проект свернули, а все задействованные получили компенсацию. Театральный профсоюз отстоял права актеров.

– Камерный репертуар что-то значит для вас?

– К камерному репертуару отношусь, как к любимой книге, которая стоит на полке, а почитать недостает времени. Романсы и песни исполняю с удовольствием, но редко. В основном это сборные театральные концерты. Пожалуй, единственный раз я пел полноценную программу в Малом зале филармонии в сезоне 2008-2009 года. Концерт был посвящен творчеству Бетховена. В первом отделении фантастически играл пианист Павел Егоров, а во втором мы с моим замечательным концертмейстером Марией Камшилиной исполнили цикл «К далекой возлюбленной» и плюс несколько песен Бетховена. До этого момента даже не предполагал, что смогу получить такое невероятное удовольствие от исполнения камерной музыки.

Я вынашиваю мысли о такого рода концертах, но пока больше сосредоточен на опере. Если доведется готовить камерную программу, в первую очередь включу романсы Рахманинова, Чайковского, Мусоргского, а из зарубежных композиторов – Брамса, Малера, Шуберта.

Титульное фото Александра Козлова