19 апреля ушел большой композитор, хотя не все и не во все времена его считали таковым

Человек не от мира сего, как про таких обычно говорят. Но именно в этом мире он создал свой собственный мир, который совершенствовал десятилетиями.

Музыка Вустина ни на что не похожа. Композитор был фанатически предан изобретенному им принципу: додекафония Шенберга, возведенная в квадрат или даже в куб, то есть двенадцатикратность по всем и во всех параметрах. Его технология дала уникальные результаты – ни с чем не сравнимые «Слово» для духовых и ударных, «Возвращение домой» для голоса и оркестра, «Героическая колыбельная» для ансамбля и, главное, опера «Влюбленный дьявол», слава Богу, прозвучавшая и поставленная в театре при жизни композитора.

Земная жизнь Вустина окончилась в день Пасхи – поневоле поверишь, что Кто-то распорядился проводить его в тожественных белых одеждах (и, быть может, неслучайно у Вустина есть сочинение для органа «Белая музыка»?)…

Виктор Екимовский

* * *

Говорить в прошедшем об Александре Кузьмиче? О том, что ушел от нас большой композитор Вустин? Что нет и не будет более где-то рядом Саши Вустина? Человека, живущего по одному лишь принципу: не обидеть и не обременять? Преданного одному только в жизни – музыке? Преданному безоглядно, преданному столь глубоко, искренне, честно и серьезно, что, кажется, вся жизнь, собственно, и есть музыка? (И порой, глядя, слушая Кузьмича, в этом не оставалось ни малейшего сомнения.) Музыканта, сделавшего из числа 12 собственный музыкальный мир, возведшего это число в некие кратные степени, пронизавшего этими кратностями всю свою музыку, убедившего каждого, сколь важны, сколь значимы эти 12-кратности для его композиционной системы и мышления, и с легкостью невиданной нарушавший – якобы случайно и ненамеренно – эти самые железобетонные (железнологические) принципы… и все ради того самого, точнее, той самой, во имя чего жил, творил и созидал – музыки то есть, музыки? Автора не просто хороших, тонких, высокохудожественных, но выдающихся произведений, одного перечня которых хватит на целый десяток имен? Личности, сочетающей в себе настолько разное и невероятное, что, порой казалось, что не от мира сего, что как он вообще живет-то с такой неприспособленностью в быту и повседневной обычности, а порой вдруг будто жаром обдавало от его внутренней непоколебимой принципиальности и неуступчивости, когда дело касалось его внутренних музыкальных убеждений и пониманий? Друга, соратника, коллеги… И теперь хотите сказать, что Кузьмича нашего более нет?

Да нет же! Он всегда рядом. И не в мыслях, не в чувствах, не в памяти. Здесь он. Вживую, воочию. Такой вот светлый и лучезарный.

Рауф Фархадов