* * *

Виктор Екимовский: «Мы всегда радовались его творческим удачам»

Дмитрий Смирнов – один из известных отечественных авангардистов 1970 – 80-х годов. Не без его инициативы в январе 1990-го образовалось сообщество Ассоциация Современной Музыки. 12 молодых «левых» композиторов собрались в квартире Смирнова и решили создать противовес стилистическому и идеологическому консерватизму Союза композиторов. По предложению Димы на роль председателя будущей организации пригласили Эдисона Денисова. И уже в марте состоялась презентация АСМ на концерте также только что созданного Ансамбля АСМ, которым дирижировал приглашенный из Франции Пьер Булез (по окончании концерта мы угощали мэтра водкой опять же в квартире Смирнова).

Если вспоминать о музыке Димы, то следует отметить, что она отнюдь не пользовалось признанием у Министерства культуры, Радиокомитета, Филармонии и прочих официальных музыкальных институтов. А в 1979 году его даже причислили к группе антисоветских композиторов – в знаменитую «хренниковскую семерку».

К сожалению (нашему), Дмитрий Смирнов со своей супругой, тоже композитором Еленой Фирсовой, недолго побыли активными деятелями в АСМ – в довольно скором времени, в 1991 году у них началась новая жизнь в другой стране, в Англии. Конечно, мы продолжали поддерживать с ними творческие и дружеские связи, но со временем эти связи подрастерялись. Тем не менее мы слышали об успехах Дмитрия Смирнова на международных фестивалях, порой на них встречались, читали рецензии на его новые сочинения, иногда включали его музыку в наши программы и всегда радовались его творческим удачам.

Фарадж Караев: «Он был одним из инициаторов возрождения АСМ»

Композитор яркого и своеобразного дарования, верный «денисовец», он был по натуре нонконформистом. В музыке всегда отстаивал право на собственный путь, нередко идущий вразрез с официальными творческими установками. За это на VI Съезде СК СССР в докладе Т.Н. Хренникова вместе с Леной Фирсовой и пятью другими композиторами подвергся жесткой критике, чем вызвал огромное уважение и, может быть, даже некоторую зависть своих менее «удачливых» коллег. «Хренниковская семерка» мгновенно стала притчей во языцех, и хотя творчество некоторых из них было подвергнуто бойкоту, имена эти произносились с неизменным уважением и в нашей стране, и за рубежом.

Дима стал одним из инициаторов возрождения АСМ и был непримиримым и бескомпромиссным в борьбе за существование Ассоциации. Сегодня, по прошествии 30 лет, молодым трудно представить – да и вряд ли им это будет интересно, – какое озлобление вызвала сама идея реанимации АСМ. В Союзе композиторов при обсуждении вопроса о правомерности создания нового объединения один из функционеров, потрясая в праведном гневе списком членов, убеждал присутствующих, что АСМ без Родиона Щедрина и Бориса Чайковского не имеет перспектив и является мертворожденной. При всем уважении к Родиону Константиновичу и Борису Александровичу хочу напомнить, что Ассоциация жива и сегодня, за что, вспоминая мучительные родовые муки, мы должны благодарить ее самых активных членов и одного из первых – Диму Смирнова.

В январе 1990 года Ассоциация была официально признана, и возглавил ее, естественно, Эдисон Васильевич Денисов. Результаты деятельности Ассоциации были ошеломляющими! Приезд в Москву Пьера Булеза и Парижский фестиваль из сочинений асмовцев на Radio France... Но к этому времени Димы с Леной в Москве уже не было. Наши совместные посиделки у них дома в Строгино, где мы имели потрясающую возможность в неформальной обстановке общаться с Пьером Булезом, были нашей последней общей встречей.

Уже нет с нами Димы Смирнова...

Но его музыка и его дневниковые записи, которые он вел на протяжении многих лет, останутся важным документом эпохи, свидетелями и участниками которой мы были и конец которой уже наступил.

Александр Вустин: «Его разносторонность была необычайна»

Дима Смирнов – это моя молодость, яркие общения с друзьями по профессии. Мы собирались поочередно на своих квартирах, играли только что написанное... Встречались и в Рузе. Дима вникал во все новое с какой-то юношеской страстью. Помню, он показывал некий план (еще не ноты!) будущей своей партитуры, план, который был "предварительным действом" ожидаемой оркестровой пьесы...

Так же чутко он улавливал все новации, откуда бы они ни шли – от друзей или маститых коллег.

Мы тогда были под обаянием Денисова – так и сплотился будущий АСМ-2, задолго до его оформления в рамках композиторского союза.

Разносторонность Димы была необычайна. Он успевал переводить выходящие за рубежом пособия по новым техникам игры на духовых, фиксировать на бумаге свои встречи с легендарным Филиппом Гершковичем – записи, которые стали основой будущей великолепной книги.

И еще с ранних лет он всерьез занялся поэзией Уильяма Блейка, которую положил в основу своих музыкальных идей. Дима перевел практически всего Блейка и в последние годы выпустил книгу о его жизни.

Мне путь Димы представляется необычайно целеустремленным, и его переезд в Англию – естественным завершением начатого в юности.

Музыка Димы и его жены Лены – выражение денисовской традиции в русской музыке, это был их духовный и человеческий ориентир. Притом и Дима и Лена – сильные, самостоятельные личности в искусстве. Теперь, когда он нас покинул, нам предстоит по-настоящему осознать значение им совершенного.

Юрий Каспаров: «Он был стремительным человеком»

O quam cito transit gloria mundi! Когда я в последние годы спрашивал молодых российских композиторов, знакомы ли они с музыкой Дмитрия Смирнова, подавляющее большинство, как выяснялось, и имени-то такого не знают. Неудивительно, наверное, коль скоро Дима с Леной покинули отчизну почти тридцать лет назад. Прав был Эдисон Васильевич – если эмигрируешь, то тебя быстро забывают. Даже Прокофьев после 17-летнего «заграничного» периода вернулся в СССР, поскольку, как он считал, интерес к нему на родине стал стремительно испаряться. А ведь, как проверено временем, мало кто из композиторов оставался в истории, порвав с родиной. И это и странно, и нелогично, и обидно, и глупо! Ведь после «великого трио» «Денисов – Шнитке – Губайдулина» самыми известными композиторами в нашей стране были именно Дмитрий Смирнов и Елена Фирсова. И когда в СССР приезжали зарубежные композиторы, дирижеры, исполнители, директора музыкальных учреждений, менеджеры, агенты, они в первую очередь встречались с Денисовым, Шнитке и Губайдулиной, но затем непременно с Димой и с Леной. И это было что-то вроде «обязательной программы», а все остальное – по обстоятельствам. Такое отношение действительно основывалось на незаурядных творческих достижениях. Политика, о которой так любили говорить, особенно на стыке распада «великого и нерушимого», здесь была ни при чем.

Дима никогда не боролся с режимом, с чиновниками от музыки, с руководством Союза композиторов, но он неизменно активизировался, когда на наш узкий круг тех, кто «группировался» вокруг Денисова, начинались массированные атаки с целью вытеснить нас из отечественного музыкального пространства, перестать допускать к исполнению в концертах, лишить какой-либо возможности информировать о себе. Сегодня мало кто помнит «историческое» собрание Московского союза композиторов в январе 1990 года. Именно там произошел не просто очередной, но, наверное, самый мощный «наезд», который реально грозил нам всем скорым забвением. И именно Дима Смирнов моментально сориентировался и, собрав нас в перерыве, спокойным, но не допускающим возражения тоном предложил немедленно поехать домой к ним с Леной и… организовать АСМ-2. Что мы и сделали, загрузившись в две машины (мы с Екимовским – заядлые автомобилисты, и весь цвет современной российской музыки прекрасно разместился в салонах «Жигуля» и «Запорожца»).

Внешне спокойный, взвешенный, Дима был стремительным человеком. Он быстро писал музыку, в непростых ситуациях мгновенно соображал что к чему и в «узловые моменты» истории, которые у нас пошли косяком с приходом к власти Горбачева, принимал быстрые и точные решения. Так и здесь. У них с Леной дома мы, руководимые Димой, очень быстро составили и манифест, и обращение к журналистам. И уже через день манифест был опубликован в прессе, и, что ввергло в растерянность руководства наших союзов композиторов, в эти союзы стали поступать звонки и телеграммы из-за рубежа: западные коллеги спрашивали, что там у нас в Москве произошло. Ситуация вышла далеко за пределы Московского союза композиторов. И подобные размашистые жесты вообще были свойственны Диме.

Безусловно, Дима – один из лучших российских композиторов нашего времени! В советский период жизни он получал множество заказов и широко исполнялся на Западе. Это касалось далеко не только музыки камерной и симфонической, но и оперной. Видео постановок «Тириэля» и «Жалоб Тэли» из Фрайбурга и из Лондона в кратчайшее время посмотрела, наверное, вся музыкальная Москва. Ажиотаж был впечатляющим! Интернета у нас тогда, понятное дело, еще под рукой не было, и Диме постоянно звонили с просьбой дать посмотреть и послушать кассеты с записью. Впрочем, о его заказах и западных премьерах написано много, прочитать об этом – не проблема. Мало кто, однако, знает, как реагировали российские исполнители, когда им доводилось сталкиваться с Диминой музыкой.

Мне довелось быть на записи музыки Димы к одному советскому кинофильму – к слову, Дима написал ее за три дня (!), – и после каждого номера Государственный симфонический оркестр кинематографии СССР, а это был великий оркестр, где каждый солист являлся музыкантом экстра-уровня, аплодировал стоя! И так же восторженно принимал музыку Димы Московский ансамбль современной музыки – в ту пору действительно ансамбль солистов, состоящий из 16 человек, представлявших все группы симфонического оркестра и включавший в себя лучших московских солистов, любящих и знающих современную западную музыку. «Видения Кольриджа» для ансамбля солистов в исполнении МАСМ произвели фурор на «Московской осени» в том же 1990 году.

Наша «когорта» включала в себя многих блистательных композиторов. Достаточно взглянуть на нашу знаменитую фотографию с Булезом, чтобы освежить память. Но самым близким Денисову человеком из всех членов той «когорты» был именно Дмитрий Смирнов. Два самых ярких, на мой взгляд, русских советских композитора последней трети ушедшего столетия помогали друг другу на протяжении всего периода, когда они еще жили в одном городе. Это была настоящая дружба – и творческая, и человеческая, основанная на взаимном уважении и искренней симпатии. Один только пример: у Эдисона Васильевича не хватало времени сделать клавир «Пены дней», и эту работу в кратчайшие сроки выполнили Дима с Леной.

Сегодня о Диме говорят не только как о выдающемся композиторе, но и как о талантливом переводчике, поэте и искусствоведе. Но есть еще важная сфера его деятельности, о которой известно далеко не всем. Дима Смирнов лучше других понимал всю важность того, что происходило в области современной музыки в нашей стране. И потому он на протяжении всей своей жизни, как бы ни был занят, «по горячим следам» документировал все важные встречи и события. Таким образом, Дима с Леной собрали уникальный архив в фотографиях и записях, подобный дневникам К.С. Сараджева, в которых Константин Соломонович отражал все, что делал «старый АСМ», начиная с 1924 года.

Вихревые события «эпохи перемен» разбросали нас по разным странам и континентам. В мире живых давно уже нет Денисова и Корндорфа… И вот ушел и Дима Смирнов.

В своей книге «Я – композитор!» Артюр Онеггер писал: «Несомненно, первейшая заслуга композитора – скончаться!» Очень жалко, что мир устроен таким образом, что настоящий интерес к композитору человеку возникает тогда, когда его творческий багаж переходит в категорию наследия.

П. Булез (центр второго ряда), Э. Денисов (слева в первом ряду), Д. Смирнов (на полу)