Елена Панкратова включила Мариинский театр в график своих выступлений несколько лет назад, с первого же выхода в партии Зиглинды в «Валькирии» Вагнера в 2014-м, исполнив в том же году Одабеллу в «Аттиле» Верди и титульную роль в «Турандот» Пуччини. За эти годы она очень высоко зарекомендовала себя в партиях Штрауса, Вагнера, Пуччини и Верди. Русская школа (училась в Екатеринбурге и Петербурге) соединилась в ее исполнительстве с немецкой дисциплиной, богатая вокальная природа – с расчетливой техникой. Она с бесстрашием освоила и продолжает осваивать партии, которые принято считать сложнейшими в репертуаре драматического сопрано, что делает ее музыкантом исключительным. Роскошный объем голоса Елены настроен на идеальное дыхание, страстность души и эмоциональность всякий раз поверяются поразительным самоконтролем, ясностью мыслей и каким-то буддистским спокойствием. Все это чувствовалось и в «Женщине без тени» и «Электре» Штрауса, и в «Турандот» Пуччини, и в «Силе судьбы» Верди, где Елена исполняла Леонору. Так случилось и в «Парсифале» Вагнера в партии Кундри, которую она исполняла на знаменитом Байройтском фестивале.

Роль женщины-странницы между мирами и столетиями, женщины-слуги, бегающей от дьявола к богу, от тьмы к свету в лице волшебника Клингзора в одном случае и братства Грааля в другом, является колоссальным вокально-драматическим испытанием для певицы. Героиня должна обладать мощной эмпатией, богатейшей палитрой интонаций для воплощения той, в образ которой Вагнер вписал полярные противоречия, раздирающие женскую натуру, способную быть как покорной мадонной, так и уводящей в бездну опасной искусительницей. Кундри добывает бальзам для лечения незаживающей раны Амфортаса (короля Грааля), но ее использует и оскопленный Клингзор в целях соблазнения чистого душой Парсифаля. Елена славится предельной точностью выполнения режиссерского рисунка, хотя, кажется, вот-вот готова и сама стать режиссером. Она выскочила с полагающимся по роли адским воплем – в отрепьях, по-обезьяньи ссутулившись, босиком. В ледяном аду Клингзора, занимающем второй акт, была подобна кадавру с загипнотизированной волей. В царственную владычицу хищных соблазнительниц, цветочных дев, по-балетному выстроившихся для ее триумфального выхода, она преобразилась с той же легкостью, изумляя феноменальной легкостью и фантастическим полнозвучием голосоведения, как если бы пела не Вагнера, а Беллини. Триумф в оркестре ей обеспечивал Валерий Гергиев – кажется, и сам загипнотизированный талантом Панкратовой.

Симон Бокканегра стал когда-то для Пласидо Доминго первой баритоновой партией после его расставания с теноровым амплуа. И хотя этот исторический персонаж ни на момент его изображения в оперном сюжете, ни в жизни не был стар настолько, сколько сегодня лет легендарному певцу, принято считать, что партия Бокканегры очень хорошо подходит Доминго именно в возрастном контексте. Ему было уже непросто передвигаться по сцене, хотя он умудрялся даже падать, согласно рисунку роли. Но что восхищает и изумляет сегодня и поклонников, и завистников, так это его феноменальной бодрости и тонуса голос, словно бы вакцинированный против старения. Мало кто из певцов прошлого и тем более настоящего так долго пел и играл на сцене, но Пласидо словно бы задает новые космические стандарты, призывая петь столько, сколько позволяет дар, демонстрируя плохо изученные ресурсы человека.

В «Симоне Бокканегре» очень уместны мудрость и опыт Доминго, отражающиеся в каждой ноте арий его героя или дуэтов и ансамблей с его участием. Бокканегра Верди наделен богатейшим спектром ситуативных эмоций и чувств – от любящего отца до пронзительно умного и чуткого правителя, первого дожа Генуи. Львиная, королевская сущность баритона Доминго идеально соответствовала сути образа.

В тот вечер рядом с ним были блистательные партнеры – солисты Мариинского театра: сопрано Татьяна Сержан, появление которой в любом спектакле гарантирует ему интенсивное духовное измерение, баритон Роман Бурденко в партии Паоло Альбиани, бас Юрий Воробьев в партии Якопо Фиеско и одареннейший лирический тенор Мигран Агаджанян в партии Габриэле Адорно. Одну из лучших за последние годы постановок, лаконичную в выразительных средствах, куда так удачно вписан видеоконтент с постепенно открывающейся морской далью и рассветом как символом свободы, Валерий Гергиев всякий раз дирижирует как партитуру, затрагивающую его глубоко личные струны, открывая необозримые философско - психологические горизонты.

Фото Наташи Разиной