Дирижер Равиль Мартынов, чье имя с 80-х годов прошлого века до начала 2000-х было синонимом выдающегося исполнительского мастерства, никогда не выступал в Астрахани. Симфонического оркестра в городе не было, а гастрольные пути мастера со своим ленинградским (позже – петербургским) коллективом здесь не пролегали. Как получилось, что именно в Астрахани сейчас идут репетиции масштабного концерта, посвященного его памяти?
Неслучайная встреча
В 2010 году здесь вместо деревянного музыкального театра под открытым небом был возведен оперный театр-дворец. Возглавить его в качестве главного дирижера был приглашен петербуржец Валерий Воронин. Получив творческий карт-бланш, он скоро вывел театр на лидирующие высоты (чему подтверждение - неоднократное включение спектаклей Астраханского оперного в конкурсные номинации «Золотой маски»). Но не только с успехами театра связана репутация Воронина как дирижера, существенно преобразившего музыкальную жизнь Астрахани: его театральный оркестр стал регулярно давать симфонические концерты, постепенно поднимаясь сам и поднимая публику к вершинным, зачастую сложнейшим по музыкальным идеям и языку, произведениям.
Весной прошлого года художественный руководитель Астраханской оперы, работая в жюри одного из региональных конкурсов, познакомился с коллегой – пианистом Вадимом Пальмовым. Активно концертирующий музыкант и доцент Высшей школы музыки Карлсруэ (Германия) до того никогда не был в Астрахани - хотя его предки по отцовской линии родом отсюда. Но не случайно пересеклись в прикаспийском городе пути двух музыкантов: в общении, слово за слово, они вдруг обнаружили, как многое их связывает.
Оба – выпускники Санкт-Петербургской консерватории. Только Воронин закончил ее в 90-х как хормейстер и оперно-симфонический дирижер, а Пальмов в 80-х как пианист. Их учителя – Равиль Мартынов и Натан Перельман были партнерами на сцене и друзьями в жизни. У супруги Мартынова, профессора кафедры хорового дирижирования Татьяны Немкиной первоначально учился Воронин, а ранее в ее классе совсем юным работал как концертмейстер Пальмов, который спустя время окажется на концертной эстраде рядом с Мартыновым (и скажет об этом так: «Маэстро «подарил» мне цикл всех фортепианных концертов Бетховена, благодаря ему и вместе с ним я сыграл концерт Стравинского для фортепиано и духовых»). Из этих открытий, взаимной симпатии, великого уважения к своим учителям и выкристаллизовалась идея совместного концерта-посвящения маэстро, ушедшему из жизни 15 лет назад.
Время Мартынова
Его увезли в реанимацию после инфаркта прямо с репетиции оркестра. Это было в Ростове-на-Дону, где маэстро в течение двенадцати лет возглавлял симфонический оркестр. Его не спасли. 9 ноября 2004 года в родном Петербурге осиротела не только его семья, но и еще один оркестр, за пультом которого дирижер стоял с 1986 года.
Это был первый свой коллектив Мартынова. Он появился на музыкальной карте города в 1967-м как Ленинградский камерный оркестр старинной и современной музыки (впрочем, занимая на этой карте весьма скромное место). С приходом Мартынова ситуация изменилась. К 1996 году оркестр стал именоваться Санкт-Петербургским государственным академическим симфоническим, и достижения, которые он мог теперь предъявить, были весомыми. Среди них - мастерство самого высокого уровня, оцененное, в том числе, за рубежом, и неограниченность репертуарной палитры (от Малера и Шостаковича на одном полюсе до совместной работы с рок-группой «Аквариум» на другом).
«Как рассказать в коротких заметках о масштабе личности маэстро, об оригинальности, а подчас и парадоксальности его мышления, о смелости в интерпретациях, как передать ощущение магнетизма – качества, свойственного музыканту высочайшей пробы?» – задается вопросом в своих воспоминаниях о мастере Вадим Пальмов. Но при всей трудности задачи черты, определявшие успех Мартынова-дирижера, в его рассказе проступят:
Равиль Энверович был дирижером моего дебюта с оркестром в Большом зале тогда еще Ленинградской филармонии. Тот памятный для меня концерт и положил начало творческому и человеческому общению с ним.
Посвящая жизнь музыке, нельзя не понимать важности и необходимости присутствия в жизни Учителя. Обретение Учителя – это обретение школы, которая есть связь времен. Ленинградская и Московская - обе главные консерватории страны были аlma mater Мартынова. Верность традициям и почитание учителей стали важной опорой в его жизни, обращение к прошлому (в работе ли, в частных беседах) - благодатным погружением в близкую и дорогую его сердцу среду.
Равиль Мартынов был Учитель. И для меня тоже. Он обладал глубокими знаниями: литературный контекст, исторические обстоятельства, сопутствовавшие возникновению произведения, являлись неотъемлемой частью его профессиональной компетентности. Он учил своими репетициями, на которых я был обыкновенным слушателем, учил совместным музицированием, беседами взахлеб, которые часто заканчивались, когда мосты уже были разведены.
Валерий Воронин, вспоминая учителя, добавит к его портрету свои штрихи:
«Я всем вам выдам дипломы специалистов по первым частям симфоний!» - услышал я от него на первых же уроках. Он требовал от нас безупречного знания партитуры (только наизусть!), и постижения всех ее аспектов - формы, соотношения темпов, пульса, метра. Уловить замысел композитора и донести до слушателя - вот что понималось Равилем Энверовичем под профессией дирижера.
Он был требователен, бескомпромиссен и порой безжалостен - не только к другим, но и к себе самому. Считалось за счастье услышать от него после экзамена или концерта скупое: «Нормально». Мартынов был крайне сдержан в похвале. А еще он говорил нам, своим студентам: «Я не могу вас выучить дирижировать, я могу вас научить учиться. И не обольщайтесь, услышав в свой адрес комплимент, что вы хороший дирижер, радоваться тут нечему. Но если вам сказали, что вы хороший музыкант - тогда вы достигли своей цели!»
… Стажировки у Евгения Мравинского Мартынов добивался шесть лет. На репетициях впитывал все – слово, жест, взгляд мастера, который ответил ему доверием: молодой коллега часто выступал с его Заслуженным коллективом. Они были близки в понимании своей профессиональной роли. Евгений Александрович, по воспоминаниям Мартынова, мечтал о тюлевой занавеске, за которой хорошо бы прятать от публики дирижера. Сам Марынов настаивал на том, что работа дирижера - это психофизический акт, который не должен мешать слушать музыку, а значит, с ней нужно слиться, основательно потеснив свое «я». После смерти Мравинского его последний стажер стал зачинателем традиции проведения ежегодных концертов памяти великого дирижера. И именно он встал за пульт Заслуженного коллектива на юбилейном вечере в честь 100-летия Мравинского.
Все - эксклюзив
Будто следуя этому примеру, и Валерий Воронин деятельно хранит память об учителе: пятую годовщину со дня его ухода он отметил концертом в Ростове-на-Дону, недавно принял участие в вечере, посвященном чете Мартынов-Немкина в Санкт-Петербурге, в эти дни готовит в Астрахани концерт, где все – эксклюзив. Пятая симфония Малера здесь никогда не звучала. Четвертый концерт Антона Рубинштейна, по крайней мере, в обозримом прошлом, – тоже. И еще никогда не высвечивалась здесь с такой полнотой личность Равиля Мартынова (о котором в связи с предстоящим концертом в городе говорят и пишут).
Мы задали несколько вопросов о событийном вечере его инициатору Валерию Воронину.
- Почему именно Пятую из девяти малеровских симфоний вы выбрали для концерта памяти Равиля Мартынова?
- Она любимая – и для моего профессора, и для меня.
- Ваша музыкантская жизнь связана не только с астраханским оркестром. Поэтому закономерен вопрос: является ли исполнение этого произведения и для вас премьерным?
- И я, и оркестр будем играть симфонию впервые. Но для меня это не первое обращение к Малеру, в частности, его Четвертую я недавно исполнил в Вене. А вот оркестр эту музыку до сих пор не играл, хотя Малер был у меня в планах с того момента, как я приехал в Астрахань. Но тогда коллектив только формировался, и исполнение сочинений такой сложности было просто невозможно.
- Симфония, звучащая более часа, требует недюжинного мастерства и выносливости. Работал ли ваш оркестр с сочинениями подобного масштаба?
- Мы двигаемся поступенно, шаг за шагом усложняя программы. Не так давно исполнили все симфонии и концерты Бетховена. В прошлом году подошли к Рихарду Штраусу: сыграли его Домашнюю симфонию. Периодически играем, может быть, не столь объемные, как Пятая Малера, но масштабные по музыкальным идеям сочинения Берлиоза, Рахманинова.
- У вас хорошо укомплектованный оркестр - 90 человек. Но малеровская симфония требует усиленного состава. Как вы справитесь с этой проблемой?
- На концерте к нам присоединятся наши друзья – камерный оркестр из Ростова-на-Дону.
- Какой логикой вы руководствовались, ставя в программу одно из самых исполняемых сочинений Малера и концерт Рубинштейна, сегодня почти забытый?
- Именно это мой профессор и считал несправедливым. Сам он с удовольствием исполнял Четвертый концерт. Признаюсь, поначалу, я думал о Бартоке, но после встречи с Вадимом Пальмовым, который, как оказалось, играл с Равилем Энверовичем этот концерт, решение поставить его в программу пришло само собой. Он должен звучать – как того хотел мой учитель.
Поделиться:
