В этом году удалось побывать на всех концертах после большого перерыва – лет десять, наверное, посещение «Возвращения» не казалось необходимым, а зря. За это время, впрочем, мало что поменялось принципиально, кроме места проведения (раньше был Рахманиновский зал) и дат: руководители фестиваля скрипач Роман Минц и гобоист Дмитрий Булгаков чуть отодвинули концерты от православного Рождества.

Как известно, идея фестиваля состояла в том, что молодые музыканты, уехавшие учиться за рубеж, приезжали домой на новогодние каникулы и объединялись в Москве, чтобы устроить свой музыкальный праздник. Они давно повзрослели, сделали международную карьеру, но возвращенческий смысл и название фестиваля сохранились, как и его структура: три тематических вечера и один концерт по заявкам исполнителей.

За 23 года существования фестиваль не растерял аудиторию – зал по-прежнему плотно заполнен и, как всегда, в основном молодежью. Вероятно, феномен неугасающего внимания объясняется тем, что он притягивает и любителей редко исполняемых сочинений (среди них много российских премьер), и ценителей исполнительского мастерства – идут и на эксклюзивные концептуальные программы, и на высококлассных музыкантов. К тому же в этой концептуальности порой присутствует стеб, что не может не нравиться молодежи.

Программа первого вечера – «Страна глухих» (игра смыслов и отсылка к фильму Валерия Тодоровского) – принципиально обходит Бетховена, причем в юбилейный год: организаторы полагали, что его музыка и так будет звучать предостаточно. Поскольку фестиваль специализируется на раритетах, исполнялись сочинения других оглохших композиторов – Уильяма Бойса, Бедржиха Сметаны, Ральфа Воана-Уильямса, Феликса Дрезеке, Роберта Франца и Габриэля Форе, из которых только Форе и Сметана более-менее знакомы широкой публике.

Органные «Волюнтарии» Бойса играла Мария Черепанова – это было открытие фестиваля и, видимо, так называемый «разогрев». Ее трактовка показалась малоинтересной, чтобы не сказать рутинной. Побольше бы фантазии и свободы в агогике и поменьше зажатости, зафиксированности. Зато фортепианные пьесы Сметаны («Утешение», «Медведь», «Романс») в исполнении Варвары Мягковой позволили публике вздохнуть свободно – это было одно из лучших выступлений на фестивале (притом что Сметана – не самый удобный композитор с точки зрения фортепианной техники и не в последнюю очередь поэтому пианисты его не жалуют).

На страницах фейсбука Роман Минц размышляет о том, что происходит, когда слух начинает угасать и постепенно исчезает: «Мы можем только приблизительно вообразить, что это значит для композитора, когда жизнь отбирает у него смысл существования». Минц с пианисткой Екатериной Апекишевой экспрессивно исполнили Сонату для скрипки и фортепиано Ральфа Воана-Уильямса, потерявшего слух в результате травмы во время Первой мировой войны. Эта последнее его крупное инструментальное сочинение, где, подобно поздним бетховенским фортепианным сонатам, есть моменты звучания крайних регистров с вызывающей пустотой в среднем.

В тот вечер было еще одно выдающееся исполнение – Фортепианного трио ре минор Форе Вадимом Холоденко, Борисом Абрамовым и Евгением Румянцевым. В нем явственно чувствовалась какая-то высшая любовь и очевидно проявилось композиторское мышление пианиста (Холоденко), ведущего партнеров за собой. Особенно он выиграл по контрасту с другой пианисткой – Ксенией Башмет, которая в дуэте с Анной Борисовой озвучивала «Маленькую сюиту» для английского рожка и фортепиано Феликса Дрезеке: более бессмысленной фортепианной игры я, кажется, еще не слышала.

Другой тематический концерт с провокативным названием «Фейклор» (это не опечатка) составили сочинения с разной степенью приближения к фольклору (или отдаления от него). Бела Барток (семь пьес для двух фортепиано из цикла «Микрокосмос»), Эрвин Шульхофф (Концертино для флейты, альта и контрабаса), Мануэль де Фалья (Сюита из балета «Любовь-волшебница»), Роберт Шуман (Пять пьес в народном духе для виолончели и фортепиано), Арам Хачатурян (Трио для кларнета, скрипки и фортепиано), Сулхан Цинцадзе («Хоруми» и «Сачидао»), обработки песен «Сулико», «Ой, мороз-мороз». В «Плаче» Елены Лангер следы фольклора были заметны разве что в авторской аннотации (речь о плачах-причетах на свадьбах, из которых рождается собственный образ плача). Отчасти такая программа задумывалась как постмодернистская насмешка над известным глинкинским изречением о том, что музыку создает народ, а композиторы ее только аранжируют. Из этого концерта особенно запомнилось замечательное исполнение Елизаветы Миллер на тангент-клавире («Фанданго» Иоганна Готфрида Прача).

Еще одна тема – «Отцы и дети», где звучала музыка от Генриха Игнаца Франца фон Бибера до Джорджа Крама и Эдисона Денисова. Сонату № 6 фон Бибера «Моление о чаше» для скрипки и бассо континуо из цикла «Розарий» блестяще исполнили Марина Катаржнова (скрипка), Ольга Мартынова (клавесин) и Руст Позюмский (виола да гамба) – с ощущением стиля и культурой мышления. Еще из раритетов вечера – «Письмо отцу» на слова Гидона Кремера авторства Леонида Десятникова, Трио для фортепиано, скрипки и виолончели ре мажор 13-летнего Эриха Вольфганга Корнгольда, Квинтет для фортепиано и струнных до минор Луи Вьерна. Иногда в угоду красоте концепции в программе оказывается не самая интересная музыка (например, посвященный сыну Дуэт для флейты и альта Эдисона Денисова, который сам композитор считал проходным произведением). А вот Квинтет Вьерна (1918), несмотря на некоторую старомодность средств, задел восприятие отчаянным трагизмом.

И все же главным на фестивале остается мастерство и артистизм исполнителей (и, может быть, слегка снобистская атмосфера). Многие из них – «возвращенцы» со стажем. Особо ценным качеством этого сообщества друзей (за редкими исключениями) является одинаково компетентная игра и классики, и современной музыки. Что касается личных симпатий – особенно импонируют обостренное современное мышление Александра Кобрина (фортепиано), Ильи Гофмана (альт), постмодернистская всеядность Романа Минца.

На фото: Роман Минц

Фото Дениса Рылова