С ДИДОНОЙ И БЕЗ
В Большом театре впервые обратились к оперному творчеству Генри Перселла. Премьера постановки «Дидоны и Энея» состоялась летом прошлого года на фестивале в Экс-ан-Провансе, а в нынешнем декабре ее перенесли на московскую сцену

В последние годы Большой театр подобно лучшим европейским оперным домам активно разрабатывает барочную жилу. Жаль только, что проекты носят почти исключительно импортный характер и, формально числясь копродукциями, в минимальной степени задействуют его собственные творческие ресурсы.

Перселл – неочевидный выбор для основных сцен Большого. «Дидона и Эней» – шедевр, скорее, камерного характера, его появление было бы естественнее в Бетховенском зале, а не на Новой сцене. Но это если бы речь шла об эксклюзиве, а не о копродукции. Сам факт тесного сотрудничества с фестивалем в Экс-ан-Провансе, одним из наиболее продвинутых среди европейских оперных, не может не радовать. Вот только нынешняя «Дидона» вряд ли способна оправдать ожидания, связанные с этим брендом.

Дело отнюдь не в исполнительской стороне – с ней все в порядке. Вопросы к качеству постановки. Не будь таблички «сделано в Провансе», особого недоумения и не возникло бы: в Большом доводилось видеть спектакли гораздо хуже. Но в Провансе, как правило, ставят наипервейшие режиссеры – от Питера Брука и Питера Селларса до Ромео Кастеллуччи, Кэти Митчелл и Дмитрия Чернякова. Разумеется, у каждого из них бывают спорные, даже неудачные работы, но это всегда определенный уровень мастерства и творческого мышления. Ничего похожего не наблюдается в «Дидоне», поставленной начинающим режиссером Венсаном Уге, в чьем бэкграунде – опыт ассистирования крупным мастерам (например, Патрису Шеро) и некоторое количество собственных постановок. Но и в своей самостоятельной работе Уге остается, к сожалению, все таким же робким ассистентом, только в отсутствии мастера.

В числе немногого, что сумел придумать Уге, – прозаический пролог, в котором Женщина с Кипра рассказывает предысторию Дидоны, представляющую ее не совсем в идиллическом свете. Вернее, сочинила его писательница Мейлис де Керангаль, режиссеру принадлежит лишь сама идея. Дает ли это что-нибудь спектаклю? Практически ничего, поскольку на образ главной героини, какой она предстает в спектакле, никак не влияет. Точно так же, как ни на что не влияет и введенная в прологе тема беженцев. Попытка как-то связать с ними образы ведьм из второй картины, дабы мотивировать их ненависть к Дидоне, не выходит за пределы премьерного буклета. И получилось, что Венсан Уге просто отметился по части актуальных трендов, но так и не сумел вписать их в образную систему спектакля, каковой здесь и нет. При этом толком не разработаны ни сюжетная линия, ни характеры персонажей. Спектакль получился ни о чем.

Кто-то скажет: вот и хорошо, а то надоели все эти «приращения смыслов», дайте просто послушать музыку. На что другой тут же возразит: слушать будете в концертном исполнении или дома в записи, а это все-таки театр. Но театра здесь как раз и нет. Есть лишь притворяющееся постановкой то самое концертное исполнение, только в костюмах и декорациях да с неким подобием мизансцен. Слушать все это не мешает, однако создает парадоксальный эффект. При качественном исполнении господствующим настроением в зале оказывается скука, хотя Кристофер Мулдс дирижирует очень эмоционально и не только зажигает оркестр Большого, но и добивается от него настоящих барочных аффектов (для этой работы в коллектив был внедрен целый десант приглашенных музыкантов, специализирующихся на такого рода материале). Но когда сцена мертва, то и музыка зачастую оказывается бессильной. Если, конечно, за пультом не стоит музыкант совсем иного масштаба, подобный Гардинеру, Кристи, или, допустим, Курентзису. Мулдс – отличный профи, но его дарования куда как скромнее.

Оживляют картину лишь сцены с участием Дидоны – Анны Горячёвой. Харизма этой певицы, внутреннее наполнение ею партии-роли делает свое дело. Каждый звук у Горячёвой – гораздо больше, чем просто нота: он несет в себе зерно образа, произрастающее напрямую из античного мифа и музыки Перселла. А еще Горячёва прекрасно владеет спецификой барочного вокала, в отличие от второй исполнительницы – Екатерины Воронцовой. Об этой, несомненно, одаренной молодой певице с хорошими вокальными данными не скажешь, в принципе, ничего плохого, кроме того, что она – не Дидона. Нет в ней ни трагического величия, ни настоящего ощущения стиля, она поет всего лишь ноты. Поэтому в отсутствие Горячёвой спектакль теряет почти все.

 

 

А вот кто поет остальные партии, практически не важно. Да, хороший певец Жак Имбрэйло – Эней, но и Александр Миминошвили ему мало чем уступает. Только вокальный материал этой партии слишком уж малозначителен. Не говоря про Белинду и прочих.

Зато по-настоящему хорош хор Большого театра (главный хормейстер Валерий Борисов). В «Дидоне» – в данной ее музыкальной редакции – это особенно важно, поскольку именно хору, оплакивающему героиню, принадлежит здесь «последнее слово».

На фото: А. Горячёва – Дидона; С. Хапсасова - Женщина с Кипра, А. Сорокина – Белинда, А. Горячёва – Дидона; Ж. Имбрэйло - Эней, А. Горячёва – Дидона; Ж. Имбрэйло – Эней; Щербаченко - Вторая женщина, А. Горячёва - Дидона, Ж. Имбрэйло - Эней

Фото Дамира Юсупова / Большой театр

Поделиться:

Наверх