Юбилейный музыкальный проект коллектива – плод совместных усилий маэстро Кристи, отмечающего в этом году свое 75-летие, а также воспитанников его академии «Сад голосов» и режиссера Софи Данеман. Для представления были выбраны, помимо Франции, Австрия, Испания и Россия.

Москва любит ансамбль Уильяма Кристи давно и страстно. «Цветущие искусства» приезжали к нам не раз, и каждый такой приезд оборачивался встречей с музыкальным чудом. 17 ноября Зал Чайковского ожидаемо был забит до отказа: публика была уверена в том, что получит удовольствие самого высшего класса. И она его получила.

Десятилетиями специализирующийся на старинной музыке оркестр старинных инструментов кажется содружеством волшебников, знающих все секреты исторически информированного исполнительства. Рядом с ним «Сад голосов» – относительно новый проект (создан Кристи в 2002-м во французском Кане). Раз в два года избранные солисты этой академии молодых певцов отправляются с «Цветущими искусствами» в международный тур, чтобы продемонстрировать свои достижения. В 2012 году появился фестиваль «В садах Уильяма Кристи» – таким образом, маэстро соединил воедино три свои страсти: любовь к старинной музыке, педагогике (от которой в свое время отказался из-за насыщенной гастрольной деятельности) и садоводству в прямом смысле слова (в этом деле он также одержимый фанат).

«Мнимая садовница» – конечно, неслучайный выбор для юбилейного тура. Комическая опера 18-летнего Моцарта не лишена элементов драматизма, музыка порой весьма бурная и почти трагическая, но все же в основе своей это дурашливая буффонада, где все оканчивается прекрасно, а главное – действие происходит в садах! Здесь есть все, что нужно в музыкальном театре: и лихо закрученная интрига комедии положений, и разные типы вокализации (от трогательных ламенто до виртуозно-фуриозных бравад).

«Садовница» имела большой успех на мировой премьере в Мюнхене в 1775 году, однако последующие всемирно знаменитые шедевры Моцарта ее совершенно затмили. Долгие годы об этой ранней опере не вспоминали, а если и вспоминали, то не воспринимали всерьез. И зря: прелестное сочинение, гармоничное и цельное, мастерство – достойное всех других гениальных творений Моцарта. В нем слышны зерна будущих арий и ансамблей и Cosi fan tutte, и «Сераля», и «Свадьбы Фигаро».

Математическая слаженность ансамбля Кристи раскрыла все богатство этой музыки. Точные штрихи, бесконечные в своей гибкости и плавности мелодические линии, динамизм и общая устремленность музицирования (разумеется, ни одной смазанной ноты) – все вместе держало публику в состоянии непрерывной эйфории.

Объявлялось концертное исполнение, но по существу это был оперный спектакль. Оркестр разместился в глубине сцены, на авансцене художница Аделин Карон расставила бутафорские деревья – получились кущи. Солисты не просто пели, но активно лицедействовали в логичных и забавных мизансценах. И если те, кто изображал знать, были одеты, скорее, в строгие концертные платья, то отвечавшие за простолюдинов (или переодетых в простолюдинов нобилей, как главная героиня оперы Виоланта) облачились в театральные костюмы – переднички, фартуки, резиновые сапоги, мятые картузы (костюмы Полин Жуиль). Плюс простой, но действенный свет – и в знаменитой мейерхольдовской чаше воцарился настоящий театр (как мечтал когда-то великий режиссер и чему не суждено было сбыться)!

Певческая молодежь заслуживает только суперлативов. В центре ансамбля – черноглазая сексапильная итальянка Мариасоле Майнини (Виоланта) с голосом мягким и ясным. По-своему интересны и две другие дамы оперы: напористая Дебора Каше (Арминда, ее партия чем-то напомнила неугомонную Донну Эльвиру) и лукавая капризуля Лорен Лодж-Кэмпбелл (Серпетта). Первая вела себя угрожающе, периодически щелкала настоящим секатором, предупреждая о последствиях супружеских измен; вторая изводила несчастного красавца Сретена Манойловича (Нардо), отказывая ему во взаимности. Последний, кстати, открывал все действо, обратившись к публике по-французски и по-русски (думается, сербскому баритону это было несложно): анонсировал веселый сюжет и предупредил о недопустимости использования гаджетов. Менее других солистов понравился контратенор Тео Имар (Рамиро) с голосом резким, пронзительным и назойливым. Зато хороши были оба тенора – Рори Карвер (Анкизе) и Мориц Калленберг (Бельфьоре), не поражающие красотой тембров, однако поющие очень музыкально и точно, изящно. Но основное, что приносило необыкновенную радость, это безупречный ансамбль и в пении, и в превосходном актерском взаимодействии. Все компоненты спектакля были пригнаны друг к другу, как в первоклассном часовом механизме.