Этот вечер был задуман как бенефис очень неординарного композитора, столь же оригинальной импровизирующей певицы и пианистки, а иногда к тому же и перформера Татьяны Михеевой. В последние годы она фактически исчезла с московской сцены, не участвует даже в фестивале «Московская осень». Но теперь ее проекты с самыми разными партнерами все больше привлекают внимание продвинутой публики. Композитор Ираида Юсупова, которая инициировала концерт в Электротеатре, сказала со сцены буквально следующее: «Обидно, когда уникальный музыкант не находит своего публичного пространства».

Насчет «Возвращения альтернативы»: был такой фестиваль, вряд ли нуждающийся в представлении, который закончил свое существование в середине 2000-х. И вот программа «Михеева плюс» (впрочем, это неофициальное название) задумана как возрождение концепции этого фестиваля (пусть и в минимальном масштабе).

По словам Юсуповой, ведущей концерта, миниатюра американского композитора и кларнетиста Дэниела Гуда «Плач – Смех» – это раскованный театральный минимализм для голоса соло (ноты в свое время ей вручил руководитель фестиваля «Альтернатива» Дмитрий Ухов). Не то чтобы это был минимализм в плане репетитивности, но средства действительно минимальны. Вокалистка (Татьяна Михеева) балансирует между плачем и смехом, пытаясь услышать в этом музыку, и, как ни странно, это ей удается.

«Колыбельная для двух роялей: реального и виртуального» Татьяны Михеевой прозвучала в авторском исполнении (с технической стороной фонограммы помог ее давний соратник, виолончелист и композитор Дмитрий Чеглаков). Понятно, что реальный рояль представляет автор в качестве пианистки, а виртуальный – фонограмма, в которой звуки фортепиано трансформируются и микрохроматически размываются (эффект, подобный акварели на мокрой бумаге). И все это дополняется пением – как бы непоставленным голосом. Кажется, по материалу «Колыбельная» где-то пересекается с музыкой Галины Уствольской (ее ровной, «прямой» ритмикой и крайним самоограничением средств, когда один мотив долго «топчется» на двух звуках). Но по смыслу пересечения незначительные: это вовсе не страстная экзальтация, а в основном отстраненная прострация с таинственным переходом в иную реальность сновидений.

Другой проект с фонограммой – «Отзвуки исчезнувших мистерий XX». Фонограмма авторства Ираиды Юсуповой создавалась как «провокация для перформанса Татьяны». Это, действительно, яркий перформанс: на главной героине вечера был балахон, расписанный мультилингвальным поэтом Вилли Мельниковым (к сожалению, не так давно преждевременно ушедшим в мир иной). Мельников сочинял стихи на более чем ста языках и затем каллиграфически выводил их на бумаге или другом материале. Воспринималось это и как произведение визуального искусства (сам Мельников называл свои творения «лингвогобеленами»). По своей поэтической сути Вилли Мельников – это почти Велимир Хлебников, но постмодернистский. Вот и в проекте Михеевой – Юсуповой источники многообразны и переосмыслены: это и джазовый вокал, и отголоски эпохи авангарда, и эмбиент, техно… Агрессивные барабаны соседствуют с самоцитатой из полистилистичной баллады Юсуповой «Поликордия». Чистейший тембр и потрясающая многоплановая техника пения Михеевой (с вибрацией, без, академическим, детским голосом, всевозможные манеры и стили – от экстремально-авангардного вокала до горлового пения) привлекает внимание не в последнюю очередь постоянными переключениями с одного на другое на коротких временных отрезках.

Завершил концерт проект Татьяны Михеевой и Святослава Пономарева – медиахудожника, фотографа, исполнителя на оригинальных инструментах, автора музыкально-театрального проекта Purba (здесь Татьяна переоделась в черный плащ с капюшоном, закрывающим пол-лица). Пономарев сам подробно все рассказал: «У нас уже были совместные проекты с Татьяной Михеевой. Тот опыт, который мы пытались реализовать, напрямую связан с ритуальной стороной музыки, с проектом, основанным на тибетской традиции, который начинался в 90-е годы вместе с Алексеем Тегиным. Конечно, с тех пор изначальная идея претерпела некоторую трансформацию: было множество концертов, размышлений. Сейчас Алексей представляет проект Phurpa, в отличие от моего проекта Purba. Это два варианта произнесения одного и того же слова, означающего трехгранный ритуальный кинжал, которым пользовались в древности во время похоронных церемоний в Тибете. В настоящее время проект Тегина Phurpa воспроизводит тибетскую ритуальную традицию в чистом виде, а мой проект Purba я называю тибетской индустриальной музыкой. Может быть, это звучит несколько абсурдно: какая индустрия может быть в Тибете? Но если сравнить те звуки, которые тибетцы воспроизводили в течение многих веков, со звуками современной индустриальной цивилизации, в них есть определенное сходство. Я использую самодельные инструменты – барабаны, бензобак со струнами, дудки, пластмассовые и металлические трубы, достаточно сложную электронно-шумовую среду, которая, на мой взгляд, вполне сочетается с тем, что ощущали тибетцы, когда исполняли свои ритуалы в монастырях. И я думаю, что это – современное продолжение древней тибетской традиции, которая не просто застыла в своем развитии, а постоянно развивается в нынешнем контексте с применением современных инструментов, медийных методов».

Я бы поспорила насчет продолжения традиции: все же то сходство, о котором говорит Пономарев, – скорее, внешнее совпадение. Но авторы проекта, кажется, играют на этом совмещении несовместимого. Так или иначе, пение в традиционном тибетском стиле и электроника с объектами у Пономарева в симбиозе с самоуглубленно-интровертной и вместе с тем экстатичной вокальной импровизацией у Михеевой погружали публику в столь же древнее, сколь и современное сакральное пространство, внушая чувство приобщения к ритуальному действу.