Задолго до своего открытия «Зарядье» получило в народе негласное наименование «Мариинка-6» (под цифрами 4 и 5 подразумевались, соответственно, филиалы во Владивостоке и Владикавказе): все знали, что зал строится «под Гергиева». Однако официально в руководящие структуры нового концертного комплекса маэстро не вошел, но присутствие там Мариинского театра очень весомо. Что касается «Царской невесты», то она оказалась на перекрестье сразу двух гергиевских проектов – Пасхального фестиваля и юбилейного цикла опер Римского-Корсакова. И один из прозвучавших в Петербурге раритетов композитора, «Младу», в апреле услышали и в «Зарядье».

Теперь речь шла не о концертном исполнении и даже не о semistage (как «Очарованный странник» Р. Щедрина, представленный в этих стенах несколькими месяцами ранее), но о полнометражном спектакле. Поскольку давали его в рамках Пасхального фестиваля, в яме находился оркестр Мариинского театра, а за пультом стоял его шеф.

Новых «Царских» мы за последнее время видели немало. В их числе и прошлогодняя премьера на сцене Мариинки-2. А коль скоро нынешняя также шла под лейблом петербургского театра и с тем же Гергиевым, сравнения неизбежны. И они в целом, за исключением вокальной стороны, в пользу спектакля из Приморья.

На счету Вячеслава Стародубцева, чья активная карьера в качестве оперного режиссера продолжается лишь около трех лет, есть немало интересных работ. Ныне он весьма востребован и, помимо Новосибирска, где уже более двух лет является главным режиссером, ставит спектакли в Петербурге, Челябинске и иных местах. В Мариинском недавно выпустил премьеру одноактных опер Римского-Корсакова; в начале июня ожидается его «Тангейзер». Премьера «Царской» во Владивостоке состоялась в сентябре, а в мае ее представили не только в Москве, но и в Петербурге.

Сначала может показаться, что перед нами вполне традиционная постановка в хайтековской упаковке. Традиционная она, правда, ровно в той мере, в какой нам дают понять, что все это «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой». Однако костюмы, вроде и выдержанные в стиле эпохи, менее всего напоминают пыльные экспонаты из арсеналов «императорских» театров, ассоциируясь, скорее, с условно-историческими блокбастерами. Еще более условно-нейтральна сценография, при всем своем минимализме достаточно эффектная (даже если в полном варианте она не столь минималистична, это вряд ли существенно меняет общий характер).

Отдав многое на откуп художникам (сценография и костюмы Петра Окунева, видеодизайн Вадима Дуленко, свет Сергея Скорнецкого), режиссер поначалу ограничивается лишь грамотным, вписанным в «картинку» мизансценированием. Он, может, и рад дать волю фантазии, но вынужден считаться с особенностями владивостокской публики и пожеланиями заказчиков. А когда в финале мы, наконец, увидим оригинальное режиссерское решение, оно окажется никак не подготовленным.

Про этот спектакль едва ли можно сказать определенно, о чем он. Уж точно – не о враждебной всему человеческому деспотической власти, походя ломающей судьбы (как было в лучшей из «Царских невест» последних лет, поставленной Александром Петровым в «Зазеркалье»). Режиссеру эта тема, похоже, не слишком интересна, как и сопутствующая ей линия опричников, решенная главным образом сугубо визуальными средствами. Эти опричники в железных масках, явившиеся сюда то ли из традиционного восточного театра, то ли из мира фэнтези, никакого страха вызвать не способны. А в первой картине режиссер еще и выкидывает за ненадобностью эпизод, где забывшийся Лыков рассказывает, что говорят о государе иноземцы, едва не поплатившись горько за эту крамолу…

Режиссеру интересно совсем иное. Например, провести неожиданную параллель между двумя героинями. В последней картине мы видим Марфу в ярко-красном платье, и точно в таком же, с такой же косой, появляется Любаша. Почти до самого конца они будут вместе, подобно сиамским близнецам. Трактовать это можно и как наваждение Грязного, у которого от всего происшедшего «снесло крышу», и в сугубо символическом плане. Правда, не очень понятно, что именно должно символизироваться. Если воспринимать все это как отдельный самодостаточный эпизод, то нельзя не признать, что выглядит он впечатляюще. Но ведь спектакль от этюда – или, если угодно, клипа – отличается тем, что в нем все должно из чего-то произрастать и к чему-то вести.

И совсем уж странно выглядит финал с вознесением Марфы и превращением ее в святую, чьим мощам поклоняется народ. Марфа, безусловно, жертва, но не все жертвы автоматически причисляются к лику святых, здесь нужны более веские основания. Да и не режиссерское это дело…

С учетом сказанного, «Царскую» едва ли можно числить среди режиссерских удач Вячеслава Стародубцева. Но и неудачей ее не назовешь. Общее впечатление от спектакля при всех его противоречиях, скорее, позитивное. Главное же преимущество перед упоминавшейся постановкой Мариинского театра заключается в том, что видна рука именно музыкального режиссера, умеющего работать с оперными артистами и хором.

Не разочаровал маэстро Гергиев (в отличие опять же от прошлогодней петербургской премьеры «Царской»). Хотя порой все же казалось, что дирижирует он оперой Римского-Корсакова вообще, а не конкретным спектаклем. И певцов замечал далеко не всегда – им порой на ходу приходилось подстраиваться под его темпы (в Приморье ведь был другой дирижер).

Солисты Приморской сцены в целом проявили себя весьма достойно. Лаура Бустаманте – Любаша покорила зал не только качеством голоса и вокала (несколько не вполне удачных верхних нот можно списать на волнение столичного дебюта), но и масштабом образа, эмоциональным его наполнением. Анастасия Кикоть – Марфа была хороша музыкально и актерски, но у нее имеются серьезные вокальные проблемы (возможно, они и помешали ей найти себя в труппе Большого театра, где она некоторое время назад числилась). Вячеслав Васильев – очень неплохой Грязной. В принципе, весь ансамбль заслуживает добрых слов.

На фото: Л. Бустаманте – Любаша; Сцена из первой картины; сцена. В. Васильев - Грязной, А. Кикоть – Марфа; В. Гергиев и оркестр Мариинского театра; Поклоны после спектакля 

Фото Александра Шапунова