Успех или неуспех любого спектакля, в том числе и оперного, зависит не только от его собственных качеств, но также от времени и места, от связанных с ним ожиданий – словом, от самого широкого контекста. Возможно, появись этот новый «Онегин» лет на двадцать раньше, он воспринимался бы как относительная удача. Но то, что тогда могло бы показаться оригинальным и свежим, сегодня выглядит вторичным, подчас даже архаичным. И дело не только во времени как таковом. Появившийся в Большом в 2006 году «Онегин» Дмитрия Чернякова обозначил некий рубеж. В дальнейшем Москва увидела еще и версии Андрея Жагарса и Андрия Жолдака, в чем-то даже более радикальные. Новому «Онегину» в Большом надлежало либо стать еще одним шагом в том же направлении, либо, напротив, отвечая запросам консервативно настроенной части аудитории, явить собой чистый и незамутненный образец классического прочтения. Но хотя – в полном соответствии с обещаниями режиссера – джинсы никто из героев его спектакля не носит, от классического канона он далек примерно в той же степени, как и от современного актуального театра.
Евгений Арье принадлежит к старшему поколению драматических режиссеров. Ученик легендарного Георгия Товстоногова, он открыто исповедует принцип мастера: режиссура – профессия вторичная. Однако сегодня, в эпоху режиссерского театра, достойная всяческого уважения позиция «раскрыть автора» непопулярна. Тем более что применительно к «Онегину» это уже с почти исчерпывающей полнотой было сделано в знаменитых постановках Станиславского и Покровского. На долю тех, кто пытался и пытается следовать за ними по этому пути, остаются различного рода вариации, тогда как в публике все явственнее формируется запрос на новые темы, новые подходы. Не говоря о том, что в опере раскрыть автора можно, лишь владея основами музыкальной драматургии, умея читать и понимать партитуру. А у драматического режиссера, дебютировавшего в опере в весьма солидном возрасте («Онегин» – второй опыт Арье; первым, напомню, был сравнительно недавний «Идиот» М. Вайнберга на Новой сцене Большого), подобным ноу-хау взяться неоткуда. Интуиция же в отсутствие базовой опоры может завести не совсем туда или даже совсем не туда. А режиссер к тому же еще и не вполне владеет историей вопроса: какие-то вещи, представляющиеся ему открытиями, на самом деле уже третьей свежести. К примеру, Татьяна в очках появлялась еще в начале 90-х на одной из английских сцен, а уж пресловутого медведя, что активно присутствует в первых двух картинах спектакля, мы в самых различных вариациях повидали в постановках «Онегина» бесчисленное множество раз.
Забавно, кстати, что задолго до премьеры (в связи с утечкой в социальные сети фотографий и видеороликов с репетиций) нездоровый ажиотаж вызвали ростовые гуси из первой картины. Но вот вышел спектакль, и оказалось, что ничего страшного в них нет. Они лишь еще больше подчеркивают «клюквенный» характер всей этой крестьянской пляски. В актив режиссеру стоило бы записать третью картину, где «молодцем», которого заманивают к своему хороводу «девицы-красавицы», оказывается сам Онегин, и это встраивает фоновый эпизод в действенную канву и способствует «оживлению», снятию образа героя с котурнов в последующей сцене объяснения.
Имеются в спектакле Арье и другие находки, более или менее остроумные. Проблема в том, что иные из них не только лишены какой-либо логики, но подчас противоречат даже друг другу. Что-то лишь намечено и брошено, что-то выглядит необязательным, а то и чужеродным именно здесь, на Исторической сцене Большого. Вписать в нее эту режиссуру до известной степени удается маститому сценографу Семену Пастуху. Его работа, как всегда стильная, в одних картинах образна и выразительна, в других предельно минималистична, а в третьих, увы, откровенно вторична. Впрочем, упрек этот адресован скорее опять режиссеру. Потому что когда Татьяна пишет свое письмо, расчерчивая руками воздух, а на заднике и боковых декорациях проступают строки пушкинским почерком, это можно было бы посчитать удачным решением, если бы мы не наблюдали подобного в добром десятке «Онегиных»…
Неоднозначные впечатления оставляет и музыкальная часть спектакля. Туган Сохиев добился от оркестра очень качественного звучания, в меру лирического, не лишенного тонкости, а подчас даже драйва. Однако его интерпретации ощутимо не хватает целостности. Что-то откровенно взято напрокат у мэтров Мариинки – Темирканова и Гергиева. Но если у них замедленные темпы и траурный характер звучания во вступлении становились частью концепции, предполагающей включение «Онегина» в ареал трагедийных творений композитора, то у Сохиева ничего подобного не просматривается, и эта линия дальше не развивается. А вот драматургический смысл вступления – душевные порывы, разбивающиеся о прозу жизни – в итоге пропадает. И получается, что по отдельности все вроде хорошо, но как бы ни о чем. Да и с певцами у дирижера далеко не всегда возникает контакт.
Между тем, если премьера прошла с успехом, то этому во многом способствовал удачный исполнительский состав. Первым, безусловно, надо назвать Игоря Головатенко, практически идеально спевшего Онегина и сумевшего создать достаточно убедительный вокальный, а местами даже и сценический образ. Хороша была Татьяна Анны Нечаевой. И голос ее, кстати сказать, звучит здесь гораздо полнокровнее, мягче и красивее, нежели в некоторых других партиях, лишний раз подтверждая свою лирическую природу. Очень достойно выступил в партии Ленского Алексей Неклюдов. Из остальных я бы выделил Евгению Сегенюк – роскошную Няню. То качество звука, которое она явила, напомнило о лучших временах старого Большого, когда настоящие крупные голоса были не исключением, а скорее правилом.
Второй состав оказался не слишком удачным. Даже талантливая Екатерина Морозова, с которой связывали большие ожидания, скорее разочаровала: партия Татьяны не вполне легла на ее голос, да и акустика Исторической сцены для него, похоже, менее благоприятна, нежели Новой.
…Спектакль этот вряд ли справедливо объявить откровенным провалом, но и к числу творческих достижений театра его не отнесешь. Пожалуй, главная проблема – в отсутствии адресата: что называется, ни вашим, ни нашим.
На фото: А. Черташ - Ольга, Е. Манистина - Ларина, Е. Сегенюк - Няня, А. Нечаева – Татьяна;: А. Нечаева - Татьяна, Е. Сегенюк – Няня; А. Нечаева – Татьяна; А. Неклюдов - Ленский, И. Головатенко – Онегин; А. Нечаева - Татьяна, И. Головатенко - Онегин
Фото Дамира Юсупова/ Большой театр
Поделиться: