Дано: лирико-комическая опера на псевдоиспанский сюжет, написанная по пьесе английского драматурга русским композитором, да еще и явно не в самый подходящий для всего этого момент (1940 год). В Берлине к такому затейливому переплетению предлагаемых обстоятельств добавляется еще ряд ингредиентов, включая немецкий и, шире, европейский оперный контекст и личность одного из наиболее ярких представителей авторской режиссуры.

Для тех, кто более или менее знаком с творчеством Дмитрия Чернякова, очевидно, что это – не совсем его «чашка чая». Но когда предлагает Даниэль Баренбойм, всегда готовый поддержать – в том числе и непосредственно за дирижерским пультом – любую идею режиссера, отказаться трудно. Проще адаптировать материал под свою индивидуальность.

Черняков поступил так, как поступал уже не раз, но только, может быть, в чем-то еще более радикально. На одном из своих излюбленных приемов «ролевых игр» он построил не отдельные сцены, но весь спектакль (подобно тому, как это было в его недавней провансальской «Кармен»), и сочинил совершенно новую историю, персонажи которой, однако, пытаются разыгрывать ту, что у Шеридана и Прокофьева. Фишка еще и в том, что историю эту они как бы сами по ходу и сочиняют, заодно придумывая себе и «оперные» имена. А мы, зрители, вместе с режиссером наблюдаем, как в процессе таких вот небезопасных игр начинают стираться границы между ролями и «игроками», а отношения придуманные прорастают в реальную действительность.

Спектакль Чернякова – про оперу и про людей, не мыслящих без нее жизни, но и страдающих порой от такой зависимости. Ролевые игры как раз и направлены на ее преодоление. Каким образом? По знаменитому рецепту булгаковского персонажа: «лечить подобное подобным». В данном случае лечить от чрезмерного пристрастия к опере путем участия в импровизированном оперном представлении, организуемом неким анонимным «обществом помощи зависимым от оперы». Именно в стенах этого общества встречается группа персонажей, чьи имена совпадают с именами… их исполнителей. Правда, только имена – не фамилии. И биографии каждого, приведенные в титрах в начале представления, конечно, вымышленные. Согласно этим биографиям кто-то из них – бывшие или несостоявшиеся певцы, кто-то – фанаты со стажем, имеется даже один критик...

В итоге никто, похоже, так и не излечится от «пагубного» пристрастия. А вот опера станет жизнью или, наоборот, жизнь – оперой. После гротескного «обручения в монастыре», разыгранного изрядно подвыпившими участниками эксперимента, на титрах возникает надпись: «конец спектакля». Кто-то в зале начинает аплодировать, кто-то – «букать», а тем временем титры возвещают: «Альтернативный финал. Что приснилось Дону Жерому».

Идея финала явно инспирирована либретто. Коль скоро там в числе съезжающихся гостей оказываются Дон Паскуале, Дон Хуан и Дон Кихот, то почему бы не пойти дальше, приведя на свадебный пир к Дону Жерому персонажей еще многих известных опер (иногда даже в облике конкретных, узнаваемых исполнителей), – всех этих царей, включая русских и эфиопских, королев, валькирий, гейш, шутов и птицеловов. И то, что поначалу кому-то могло бы показаться стебом над оперой, в итоге оборачивается гимном, признанием ей в любви.

Конечно, у Дмитрия Чернякова бывают спектакли и более сильные, вызывающие эмоциональную встряску. «Обручение» на подобное не претендует (впрочем, и сама опера в этом смысле тоже ведь не «Война и мир» или «Огненный ангел»). Перед нами спектакль, сделанный мастерски, с богатым воображением, но вместе с тем и, что называется, с «холодным носом». Смотреть его чрезвычайно интересно. И даже зная уже, что именно будет дальше, с неослабевающим интересом вглядываешься в детали. Сказать, что он ни в чем не противоречит прокофьевской партитуре, было бы натяжкой. Однако утверждение, будто он сделан совсем уж вразрез с ней, окажется еще дальше от истины. Воплощая свои идеи, режиссер где-то идет рука об руку с музыкой, где-то параллельным курсом, но практически нигде – совсем уж поперек. Впрочем, последнее вообще сложно себе представить, когда рядом Даниэль Баренбойм.

В отличие от сценической, музыкальная часть не предлагает ничего радикального (если не считать небольшого перераспределения вокального материала отсутствующих в спектакле персонажей). Баренбойм идеально чувствует нерв и характер прокофьевской музыки, и оркестр Штаатскапеллы под его управлением озвучивает партитуру одновременно с драйвом и изяществом.

Исполнительский состав подобран оптимально, один к одному. Все отлично поют и играют. А если в комплексе первая «лирическая пара» – Аида Гарифуллина (Луиза) и Богдан Волков (Антонио) – заметно уступает второй – Анне Горячёвой (Клара) и Андрею Жилиховскому (Фердинанд), так ведь у тех и актерские задачи поинтереснее. В свою очередь по актерскому азарту и упоению самим процессом вся эта молодежная четверка проигрывает блистательной «комической» троице: Штефану Рюгамеру (Дон Жером), Виолете Урмане (Дуэнья) и Горану Юричу (Мендоза). По-своему хороши и остальные двое участников: Лаури Вазар (Дон Карлос) и Максим Пастер (Модератор; такой роли у Прокофьева, понятное дело, нет, а вокальная партия в основном включает материал партий слуг).

***

В программу нынешних Festtage, наряду с тремя премьерными спектаклями «Обручения», входили также три представления «Нюрнбергских майстерзингеров» и несколько концертных программ – все под управлением самого Баренбойма. Таким образом, за одиннадцать фестивальных дней маэстро дирижировал десять раз.

Количество молодой энергии у перешагнувшего порог 76-летия Баренбойма просто поражает. Иные куда более молодые дирижеры едва бы осилили и половину подобной нагрузки. А у Баренбойма не было даже и намека на то, что называют «спать за пультом».

Открыл он фестиваль выступлением с венскими филармониками (Малер и опять же Прокофьев), затем, уже ближе к завершению, дважды представил со своей Штаатскапеллой программу, посвященную Верди. Солисткой была заявлена Анна Нетребко, но в связи с ее болезнью на замену вышла Аида Гарифуллина. И вместо предполагавшихся сцен из «Набукко», «Силы судьбы» и «Аиды» прозвучали арии из «Риголетто» и «Травиаты». Гарифуллина, отдадим ей должное, спела их по-настоящему хорошо и была награждена овацией не только зала, но также оркестра и хора, что дорогого стоит. И все-таки главным событием вердиевской программы стало не это первое оперное отделение, но прозвучавшие во втором раритетные «Четыре духовные пьесы».

В принципе каждое из фестивальных событий заслуживало бы отдельного разговора. А к «Нюрнбергским майстерзингерам» мы вернемся в следующем материале, посвященном постановкам трех вагнеровских опер на двух берлинских сценах.

На снимках: Штаатсопер на Унтер-ден-Линден; сцены из спектакля "Обручение в монастыре"; Д. Баренбойм за дирижерским пультом

Фото: © Marcus Ebener, Ruth und Martin Walz, Monika Rittershaus