Сегодня приходится лишь гадать, почему так долго медлили с оперой, без которой невозможно представить картину творчества Джузеппе Верди во всей полноте. Созданная где-то в точке золотого сечения творческого пути, она, с одной стороны, как будто подытожила весь его предыдущий опыт, а с другой – аккумулировала силы для прорыва в «поздний период». Достаточно послушать, как опера начинается, – без грохота литавр, очень спокойно, словно вплывая в действие. В ней любопытно «расслушивать» предчувствия и предвестия будущих шести опер Верди, среди которых самыми «предслышанными» оказались «Отелло» и «Бал-маскарад». К ним обеим композитор готовился через образ Паоло Альбиани – главного друга Симона, оказавшегося и главным врагом. Сцена публичного проклинания Паоло невероятно похожа на сцену прилюдного оскорбления Дездемоны. Но едва ли не более интересно на примере «Симона Бокканегры» понять, как важно было для Верди находить решения конфликтных ситуаций в своих операх, гармонизировать ощущения во что бы то ни стало. Помните драматичный дуэт Виолетты и Жоржа Жермона из «Травиаты», в частности момент, когда она просит обнять ее, как дочь? В «Симоне Бокканегре» есть сцена обретения Симоном дочери, которая как бы отзеркаливает сцену из «Травиаты» в абсолютно позитивном ключе. Начинается же «Бокканегра» едва ли не идентично «Трубадуру» – с хора заговорщиков, со страшной истории. И еще в «Симоне» отчетливо и ярко высвечивается идея усердного, кропотливого поиска судьбы, чем от начала к финалу занимается главный герой.

Пересказать сюжет этой оперы немногим проще, чем запутанный сюжет «Трубадура», что неудивительно: оба либретто написаны по романам одного автора – романтика Антонио Гарсиа Гутьерреса. К линии заговорщиков в Прологе добавлена женская линия, связанная с образом Марии, возлюбленной Симона, дочери патриция Якопо Фиеско. По воле злого рока Мария умирает, и в тот же момент Симона провозглашают дожем. Итальянский режиссер Андреа Де Роза наглядно скрепил эти мотивы, связал в тугой роковой узел. Опера началась со смерти Марии на руках у главного героя – смертью Симона в объятьях призрака Марии она завершилась. Это одна из немногих опер Верди, в которых единственная женская партия – Амелии Гримальди, дочери Симона и Марии. Но о том, что Амелия – дочь главного героя Мария Бокканегра, скрывающаяся под другим именем, и слушатели, и персонажи узнают не сразу. И это является тайной, стоившей Симону жизни.

Спектакль приехал в Петербург из Венеции, из легендарного театра «Ла Фениче», где в минувшем сезоне был поставлен в копродукции с генуэзским оперным театром «Карло Феличе». Не исключено, что в силу запутанности сюжета Андреа Де Роза не стал сооружать никаких ребусов, пойдя навстречу публике. Нет ничего лучше для первого знакомства с неизвестной оперой – увидеть ее такой, какой задумал композитор. В постановке, с одной стороны, исторические костюмы (художник Алессандро Лаи) и фрагменты интерьера держали «тональность» XIV века, с другой стороны, ритм современного дизайна и активное видео на заднике наделяли пространство хорошей динамикой. Режиссер предложил вполне традиционное решение мизансцен, в которых певцы сумели раскрыть свой артистический потенциал, без ложного пафоса передавая драматический накал страстей.

Главным мощным магнитом как для зрителей, так и для партнеров оставался бас Ферруччо Фурланетто, который предстал в Прологе словно герой античной трагедии – в черной тоге. Голос 66-летнего певца поражал силой, свежестью, объемом и наполненностью смыслом. От него не отставало и молодое поколение мариинских солистов, где флагманом выступил баритон Владислав Сулимский в титульной партии, раскрывшийся личностью мудрой, любящей, учащей смирению и терпимости, но что едва ли не важнее – большим музыкантом, чувствующим себя как рыба в воде в вердиевском стиле. Его антиподом, алчным и завистливым отравителем Паоло Альбиани, блистательно проявил себя баритон Роман Бурденко. Разными в силу вокальных и психофизических возможностей, однако одинаково трепетными оказались Амелии у сопрано Виктории Ястребовой и Ирины Чуриловой. Расклад сил у теноров – более неравный. В первом спектакле был Александр Михайлов, в чью пользу играл молодой, равный персонажу возраст и артистический кураж, но объема голоса не хватило. Во втором спектакле у Ахмеда Агади – ровно наоборот, хотя форсирование периодически лишало интонацию чистоты.

В обоих премьерных спектаклях свое симфоническое слово о Симоне с поразительной откровенностью «произносил» маэстро Валерий Гергиев, не скрывавший глубокой увлеченности партитурой, погрузивший слушателя в музыкально-философские тайны удивительной оперы.

Фото Валентина Барановского