«Из-за низкого регистра контрабаса при прослушивании диска необходимо корректировать регулятор тембра проигрывателя. Первый трек может произвести шокирующее впечатление» – такое предупреждение в свое время украшало диск легендарного контрабасиста Родиона Азархина, выпущенный фирмой «Мелодия». Первым треком была Чакона Баха, которую на этом инструменте прежде слышать не доводилось. Григорий Кротенко также начал с Баха, сыграв его Первую виолончельную сюиту на итальянском бассетто XVI века. Глуховатый, благородный голос инструмента вполне шел Баху, хотя, казалось, выразительные возможности виолончели все-таки шире, а после недавней записи сюит Баха, сделанной альтистом Максимом Рысановым, кажется, что альт подходит этой музыке еще больше.

Сравнения своего инструмента с альтом не избежал и Кротенко: отвечая на вопросы ведущего Андрея Устинова, он предположил, что его концерт – первый в истории филармонии, посвященный одному только контрабасу, и выглядит такой же редкостью, какой когда-то казался вечер музыки для альта (потому и привез четыре разных инструмента семейства контрабасов). Действительно, многих ли контрабасистов мы знаем по именам и в лицо? Есть исключения – такие, как легендарный концертмейстер группы контрабасов РНО Рустем Габдуллин, в свое время игравший еще у Рудольфа Баршая, или как ветеран «Виртуозов Москвы» Григорий Ковалевский. Или не менее легендарный Леопольд Андреев, или уже названный Родион Азархин, с чьим искусством мы можем познакомиться по записям.

По ним же видно, что исполняли они, в основном, переложения. Контрабасовый репертуар не так велик, хотя сонаты для контрабаса и фортепиано есть у Хиндемита и Губайдулиной (ее соната прозвучала вслед за Бахом с пианисткой Верой Алмазовой), для контрабаса соло – у Левитина, Вайнберга и не только, не говоря уже о наследии Боттезини. Тем не менее на виду солистов-контрабасистов крайне мало, и один из них – Григорий Кротенко; публика знает его по работе в РНО, видит и слышит в составе «Студии новой музыки», читает его интервью с музыкантами, которые он берет редко, но метко, или смешные до слез рассказы, например, об исполнении «Марша металлистов» в Красногорске. Григорий – один из инициаторов восстановления Персимфанса и один же из явных лидеров, что видно невооруженным глазом на любом концерте этого необычного коллектива. Как лидер он проявил себя и в диалоге с Андреем Устиновым: тот старался направлять разговор, но Кротенко мягко показал, что может удерживать внимание публики и без направляющего.

Умеет он это действительно великолепно: полгода назад в Музее современного искусства на Петровке провел лекцию-концерт, посвященную одной-единственной пьесе. Было невозможно оторваться от его рассказа, длившегося гораздо дольше сочинения Valentine Джейкоба Дракмана – оно идет меньше десяти минут. Исполнил его Кротенко и на этот раз; если ведущий неоднократно обращался к «Контрабасу» Зюскинда, уподобляя инструмент любимой женщине, то Valentine и есть своего рода признание в любви контрабасу – со стороны как автора, так и солиста. Чем-то Valentine напоминает «Волокос» Ивана Соколова – пьесу о том, как автор, он же исполнитель, пишет эту пьесу, – где Соколов рассказывает, играет на рояле, ложится то под него, то на него. В отличие от импровизационного «Волокоса», Valentine строго нотирована, и, тем не менее, когда Кротенко играет, поет, стучит по струнам колотушкой, имитирует Луи Армстронга, чуть не срывая голос, возникает полное впечатление, что эта страсть к инструменту становится концертным номером на наших глазах.

Если исполнение Valentine имело смысл в первую очередь смотреть, предыдущий номер доставил чистую, хотя и совсем короткую радость слушания. Дуэт для скрипки и контрабаса Пендерецкого длится всего шесть минут, но это минуты завораживающего диалога контрабаса и скрипки (Даниил Коган), куда более музыкального и глубокого, чем громоздкие симфонические полотна позднего Пендерецкого. Захватывающим был и диалог Кротенко с альтистом Сергеем Полтавским в Сонате для венского баса и альта Шпергера – композитора и исполнителя, сделавшего много для развития контрабасового искусства в пору, когда в ходу был венский бас, он же венский пятиструнник. Кто бы мог подумать, что в этой паре именно альт может играть роль скорее аккомпаниатора, нежели солиста, пусть и сыграет красивейшую каденцию в средней части! В финале вместо обещанной пьесы Алексея Наджарова прозвучал совсем неожиданный бис – «Размышление» Массне, для которого Кротенко вновь взял драгоценный бассетто.