Эстонский композитор Арво Пярт – одна из самых притягательных фигур в современной музыкальной культуре. Уехав в Вену в 1980 году, а затем переехав в Западный Берлин, лет десять назад он вернулся в Эстонию. За московским фестивалем Арво Августович с большим интересом следил из Таллина.

Пярт известен, прежде всего, как создатель стиля tintinnabuli (лат. «колокольчики»), имитирующего перезвон по звукам трезвучия (впервые – в пьесе Für Alina, 1976). По словам композитора, это «бегство в добровольную бедность». Пярт говорит об особой ценности каждого звука и призывает бережнее относиться к музыкальному материалу, в чем выражается его реакция на сложность и «многословие» серийности и сериализма. Формальному поиску он противопоставляет чистый музыкальный смысл, музыкальную суть. Однако и сам Пярт прошел через этап авангарда: все его произведения 1960-х годов – от «Некролога» до Credo – написаны с применением серийного метода. Прошел он в свое время и через алеаторику, технику коллажа.

Многие сочинения Пярта, созданные после стилистического перелома и долгого творческого молчания, когда он погрузился в изучение григорианского хорала, школы Нотр-Дам, относят к жанрам духовной музыки: Magnificat, «Берлинская месса», «Песнь Силуана», De profundis. Им свойственны строгость стиля и спокойный тон повествования, тщательность в изложении евангельского сюжета – без скидок на современное восприятие. А иногда композитор и вовсе на слушательское восприятие не ориентируется: на одном из концертов художественный руководитель легендарного эстонского ансамбля Hortus Musicus Андрес Мустонен рассказал публике о таинственной неслышимой кульминации в «Песни Силуана», где после перехода в верхний регистр вдруг звучит тишина, причем на месте паузы написано crescendo…

Однажды протоиерей Всеволод Чаплин сказал, что музыка Арво Пярта «напоминает нам гармонию утерянного рая». Действительно, в век жестоких войн, техногенных катастроф и природных катаклизмов произведения Пярта заставляют поверить в то, что где-то существует рай и пение ангелов. По мнению В. Чаплина, Арво Пярт – «человек, мыслящий о Боге, живущий глубокой религиозной жизнью и, несмотря на то что редко бывает в России, сохраняющий духовную связь с Русской православной церковью». Его музыка в своей основе благозвучна, надмирно-печальна и как бы игнорирует крайнюю напряженность и невероятный темп окружающей действительности. Очень аскетичные минимальные средства, дух Средневековья и раннего Возрождения… Конечно, это не стилизация, это авторский комментарий музыки прошлого с точки зрения сегодняшней ситуации в музыкальном искусстве.

Фестиваль открылся 24 сентября в посольстве Эстонии документальным фильмом о Пярте «Даже если я все потеряю» (режиссер Дориан Супин). Камерные произведения композитора звучали в исполнении давнего пропагандиста современной музыки пианиста Алексея Любимова, скрипача и дирижера Андреса Мустонена, а также солистки «Новой оперы» Анастасии Белуковой, пианистки Дианы Лиив и гобоиста Дениса Голубева (автора идеи и директора фестиваля). Среди прочего исполнялись две колыбельные – «Рождественская» и «Эстонская» (2002), раннее сочинение «Простите мне мои грехи молодости» (1957), заглавная пьеса фестиваля «Зеркало в зеркале» (1978). Это была милая и слегка наивная программа в духе домашнего музицирования, исполненная с любовью.

Кульминацией стали два концерта 27 сентября – дневной в Малом зале консерватории и вечерний в Большом зале. В МЗК, правда, все началось с того, что публике пришлось слушать не музыку Пярта, а строительный нойз, отчетливо доносившийся из фойе, – ремонт консерватории еще не закончен. Впрочем, Андрес Мустонен и вслед за ним музыканты Hortus Musicus постарались отнестись к этой ситуации с юмором.

Hortus Musicus («Музыкальный сад») – ансамбль с богатейшей историей, созданный по инициативе Мустонена в 1972 году, – отличается аутентичным старинным саундом: не все инструменты, на которых играют музыканты, сегодня хорошо известны даже в профессиональных кругах. Из того, что звучит экзотично для современного уха, – шалмей, раушпфайф, виола да гамба, средневековые фагот, гобой, блок-флейта… Да и орган, и тромбон, и нестандартные ударные дополняли колорит старины и сакральности. Музыка Пярта как нельзя лучше этому колориту соответствует.

В основном звучали пьесы 1976–1977 годов, причем в первоначальных версиях – Pari intervallo, Für Alina, Arbos, Summa (Credo), Cantate Domino, Fratres, «Вариации на выздоровление Аринушки», а также Psalom (1985), Da pacem Domine (2004). Интересно композиторское решение An den Wassern zu Babel (In Spe) («На реках вавилонских»): поскольку в советские времена спеть текст Kyrie eleison было равносильно подписанию приговора самому себе, у Пярта в партитуре обозначены только гласные и, соответственно, солисты поют как бы вокализы, достраивая канонический текст про себя.

Из исполнений особенно запомнились сольные фортепианные вещи в интерпретации Иво Силламаа: у этого пианиста кристально чистый звук и обостренное чувство стиля. Оригинальным было решение пяртовского хита Fratres (как пояснил Андрес Мустонен, имеются в виду члены музыкального братства – солисты ансамбля Hortus Musicus, которому сочинение посвящено). Изначально автор, подобно старым мастерам, не указал в партитуре инструментарий. Между тем он многократно редактировал собственные опусы – особенно это касалось как раз инструментовки. И вот музыканты Hortus Musicus, можно сказать, развили эту идею, меняя исполнительский состав в каждой вариации Fratres.

Вообще ключевая идея для творчества Пярта – та же, что и для музыки Средневековья: истину невозможно развивать, ее можно только повторить. Кажется, во второй половине творческого пути композитор по существу пишет одно-единственное сочинение, периодически делая редакции, то есть так или иначе повторяя. Идея повтора реализуется на трех уровнях – от постминималистской вариантной репетитивности через многочисленные версии собственных сочинений до глобальной повторяемости авторского стиля, который по своей природе не нуждается в существенном развитии или эволюции.

Вечером того же дня в БЗК – хоровая, органная и оркестровая музыка Арво Пярта в исполнении камерного хора, камерного и концертного симфонического оркестров Московской консерватории (дирижеры Александр Соловьев и Андрес Мустонен), Алексея Любимова (фортепиано), Евгении Кривицкой (орган), Анастасии Белуковой (сопрано) и других. Из хоровых композиций наиболее интересной показалась Da pacem Domine (медленный гокет). Также прозвучали «Богородице Дево», «Плач Адама», L’abbè Agathon, Trivium. В музыке Пярта, принявшего православие в 1972 году, нередко слышится и католицизм: это подтвердил и концерт в кафедральном соборе свв. Петра и Павла (1 октября там исполнялась духовная музыка, в том числе Salve Regina, Sieben Magnificat – Antiphonen).

Сопоставление более ранних и более поздних произведений в одной программе, скажем, Collage über B-A-C-H (1964) и Lamentate (2002–2003), иллюстрирует тезис Алексея Любимова о том, что структурность, поначалу перекочевавшая в тональные сочинения Пярта в виде числовых рядов, в поздний период постепенно теряет свое значение: композитор больше опирается на содержание, чем на структуру. Любимов – замечательный рассказчик – увлеченно и неформально познакомил публику с историей создания главной композиции вечера Lamentate: «Впервые имя Арво Пярта я услышал из уст великой пианистки М.В. Юдиной в 1961 или 1962 году, когда для меня, еще ученика ЦМШ, она стала главным примером для подражания и ориентиром в новой музыке. Из всех композиторов, последовавших тогда примеру Андрея Волконского в поисках новых горизонтов, она выделила Арво. Пярт 1960-х – вызывающе авангардный и публичный, потом замкнувшийся в своих духовных и музыкальных поисках и в середине 1970-х поразивший простотой и смиренностью своей музыки для Hortus’а. Его звонок в 2003 году с предложением играть Lamentate был неожиданным и желанным подарком. Сочинение, в основе которого лежит текст православных молитв, читаемых на отход человека из жизни, стало главным предметом нашего регулярного общения на репетициях и исполнениях. Каково же было мое изумление, когда в письмах Юдиной Пярту 1961 года я увидел прямое предвидение еще даже не мыслившейся музыки! Она заказывала ему сочинение для фортепиано и оркестра: «Мне совершенно безразличен состав. Но ничего общего с концертом прошлых эпох это сочинение иметь не может – все это безнадежно ушло в историю… Напишите что-либо связанное с евангельским текстом или нечто из «Гамлета», про Гамлета, как вы захотите, если захотите…». Именно на тему смерти, вечности, плача, прощания и написана композиция Lamentate, послание великой пианистки автор воплотил через 40 лет».

Необычно и пронзительно светло звучало одноголосное соло Алексея Любимова на фоне молчания симфонического оркестра или, скажем, соло флейтиста (думается, в этом выразилось стремление Пярта «спастись в одноголосии, имея при себе только самое необходимое – только трезвучие»). С другой стороны, сочинение контрастно и по материалу (и «трезвучия», и острая диссонантная ткань), и по плотности звуковой материи, и по динамике. В нем есть явная самоцитата из загадочной пьесы «Саре было девяносто лет» («Модус»).

В другом концерте под названием Hommage a Pärt (8 октября, Музей А.Н. Скрябина) исполнялись исключительно произведения современных композиторов, близких Пярту по духу, – Валентина Сильвестрова, Георгия Пелециса, Владимира Мартынова, Павла Карманова, Сергея Загния, Алексея Наджарова, Николая Попова, Лепо Сумеры. Посвящая программу юбилею Пярта, Любимов думал о двух сторонах его творчества: «авангардно-экспериментальной, обращенной в будущее, и канонической, обращенной в прошлое». По его словам, «в нашем сегодняшнем настоящем с одинаковой силой и значимостью сосуществуют и даже сталкиваются эти две полярные тенденции». Так что концерт получился разношерстным, но интересным.

Завершился фестиваль 9 октября в Зеркальном фойе театра «Новая опера», что явно корреспондировало с его названием «Зеркало в зеркале». 

На фото А. Мустонен. Фото Елены Квиты