Ораторию «О любви и ненависти» София Губайдулина написала в 2016 году – тогда же в Таллине состоялась мировая премьера сочинения, которое автор посвятил Андресу Мустонену. После эстонского маэстро и также в 2016-м ораторией дирижировал израильтянин Омер Меир Веллбер – на немецкой премьере в Дрездене. В нынешнем году к ней обратился Валерий Гергиев, сначала «опробовав» сочинение на Роттердамском фестивале и вот теперь, 17 ноября, исполнив в Петербурге. Этот концерт стал по-настоящему волнующим переживанием: суггестивная сила музыки, предельно точно переданная оркестром, хором и солистами, не оставила равнодушным никого.

Губайдулина создала одно из своих самых мощных и глубоких высказываний на базовые, экзистенциальные темы, которые волнуют всех. О том, как обрести любовь к ближнему; об эскалации ненависти в мире; об углубляющейся пропасти между людьми. Но более всего волнует Губайдулину восстановление связи между человеком и универсумом, тем духовным измерением жизни, без которого человеческое существование лишается смысла.

Музыка оратории сумрачна, скорбно сосредоточенна. Главный выразительный прием – контраст между ораторско-возвышенной, декламационной мелодикой вокальных партий (развивающейся террасообразно, уступами, все выше и выше, как в церковной псалмодии) и гармонически мягким, просветленным звучанием хора. Урчанию низких струнных противопоставлены звенящий тембр препарированного фортепиано и гулкие раскаты гонга. Композитор подчеркивает и языковой контраст между хоровыми и сольными партиями: хор поет преимущественно по-русски, солисты - по-немецки. Молитва, приписываемая Франциску Ассизскому, звучит одновременно на нескольких языках, создавая эффект языковой полифонии.

Пассионный характер изложения и выражения был очевиден с первых же тактов: на затихающих вибрациях большого гонга вступил протагонист. Михаил Петренко зычно возглашал слова немецкого текста, будто дьякон на амвоне: «Когда Иисус за нас умер, Мария, Его мать, стояла около Него во тьме, покрывшей землю». Градус экспрессии повышался соответственно повышению тесситуры. По функции эта партия сходна с партией Евангелиста в барочных пассионах – с тем лишь отличием, что по традиции речитативы Евангелиста поручаются тенору, тогда как у Петренко – звучный профундовый бас.

Настроение De Profundis – «Из глубины взываю» – сохранялось на протяжении всего сочинения. Даже в самые светлые моменты – а Губайдулина искусно переключает регистры восприятия, оперируя крайними, предельными перепадами звучности и тембров, – доминирующее переживание мучительного несовершенства человека, вскормленного ужасом и вспоенного ненавистью, не исчезало, но лишь на время отступало. Упорные, безнадежные поиски гармонизации мироздания и человечества, которые велись лучшими его умами от начала времен, нашли отражение в «Простой молитве» Франциска Ассизского (XIV часть): «Господи, помоги мне принести любовь туда, где царит ненависть». Именно эта молитва стала импульсом к созданию сочинения и легла в основу композиции.

Сопоставление крайних регистров – например, тубы и флейты-пикколо – один из самых характерных приемов оркестрового стиля Губайдулиной. Она никогда не чуралась броских театральных эффектов, добиваясь предельной рельефности в выражении музыкальной мысли. Вот и в оратории весь арсенал уже опробованных приемов был пущен в ход. Необыкновенно красиво звучал временами хор – то с прозрачной ясностью, то как колышущаяся нерасчлененная плотная масса. Общее направление мелодического движения – в основном восходящее: из глубины – к свету и небу. Губайдулина широко использовала в мелодическом строительстве риторические фигуры, доставшиеся в наследство от барокко: ламентозные, нисходящие интонации в партиях солистов или, напротив, экстатически восходящие хоровые глиссандо. Особенно восхищали невероятно могучие кульминации и мастерски выписанные туттийные эпизоды.

София Губайдулина написала фактически вторые свои пассионы после «Страстей по Иоанну». Пассионы XXI века: там, где Бах находил гармонию и утешение, теперь дисгармония и трепет мировой души. Губайдулина обратила беспристрастное зеркало внутрь человеческого естества, и оно отразило тьму, в глубине которой таятся ненависть и ужас. Но и редкие оазисы любви.